Черная сага
Шрифт:
— Как вас зовут?
А я сказал:
— Потом, в море узнаешь.
— А вы разве дойдете до него?
— А что тут доходить?! И двадцати шагов не будет. Так что, пошли?!
— Пошли! — сказал Лузай.
И мы пошли на них! И…
Да! Это и вправду были лучшие! И Леп рубился хорошо, и Гурн. И все, стоявшие вокруг, кричали:
— Бей безымянных! Бей!
А безымянным лечь — это, у них так говорят, хуже всего. Безымянных нельзя поднимать, безымянные так и лежат на земле, пока их чайки или крабы не сожрут…
Но мы дошли до моря, да! Сперва
И только там уже достал! А после окунул меч в прибрежную пену, вымыл его, утер, в ножны вложил, а уж потом только сказал:
— Я — Айга, пришлый йонс.
— А я — Гуннард Медный Язык, — ответил кормчий. — Вот мой корабль. Всходи! И ты, Лузай, всходи!
И мы взошли. И пировали с ними. Но уже в полдень сели к веслам. Гуннард командовал:
— Р-раз! Р-раз! — и мы гребли.
Уключины скрипели, хлопал парус. Волны толкались в борт, шипели. Ветер свистел…
И выл Хвакир! Я это очень ясно слышал. Когда волна подбрасывала нас и становился виден берег, я привставал, смотрел…
Но пса не видел — только слышал: он выл и выл и выл. Так воют только по покойникам. Бр-р, гадко как!
Лузай же ничего не слышал. Лузай был весел, говорил:
— А ты был прав! Все хорошо.
— Р-раз! — командовал Гуннард. — Р-раз! Р-раз!
А вечером убрали парус, заложили весла, поели солонины, выпили вина и все заснули. Один лишь я не спал. Мне чудился Хвакир — как будто он пришел ко мне, лег мне на грудь, и давит, давит, давит! Но от него было тепло, и вскоре я заснул.
А утром мы опять взялись грести. Гребли весь день. И еще один день. И еще один день. И еще. А море было тихое, спокойное, и небо было чистое — ни облачка, ни птиц. Гуннард был весел, говорил:
— Как бы не сглазить! Вот бы еще хоть один день таким же выдался. Ну, и еще!
И так, как он просил, и было: лишь на девятый день к нам прилетела птица — ворон. Ворон был очень осторожен — парил довольно высоко и все высматривал, высматривал…
— Считает нас! — так говорили йонсы. — Амун, стреляй!
Амун стрелял. Он был у них первым стрелком, он веко Винну заложил… А тут стрелял, стрелял — а стрелы уходили мимо. Это недобрый знак! Как только ворон нас пересчитает, он улетит к Хозяину, расскажет, сколько нас, где нас искать, и вот тогда Хозяин — Морской Вепрь! — примчится к нам и протаранит нас клыками, проломит борт, корабль начнет тонуть, мы станем прыгать в воду, и тут-то он… Тогда я встал и попросил:
— А дайте я попробую.
Крик был! Насмешки. И неверие. А ворон все кружил, считал, а я настаивал, настаивал… И, наконец, мне дали лук. Я заложил стрелу. И долго целился, и вспоминал Хвакира, шептал: «Это — тебе, тебе, хватай, мой верный пес!» А после выстрелил…
От ворона лишь перья полетели! Все закричали:
— Хей! Хей-хей!
Потом всем выдали вина, а мне — двойную порцию. Потом, когда все выпили, Гуннард сказал:
— Амун, к веслу!
И Амун сел на мое место. А я сел рядом
А Гуннард улыбнулся и сказал:
— Я вижу, ты не прост, мой Айга.
А я:
— Я разве твой? Я — свой.
Гуннард нахмурился. В другой бы раз он, может быть, схватился бы за меч… А тут он посмотрел на небо и задумался. Потом спросил:
— А где это ты научился так метко стрелять?
— Это неважно, — сказал я. — А важно, чтоб не разучиться.
— Да, это верно, — согласился Гуннард. И, помолчав: — Ты хороший стрелок. Ты и с мечом горазд. Да и твой нрав мне по душе. А посему… если ты согласишься пойти ко мне в дружину, то тогда кроме причитающейся тебе доли добычи ты будешь получать дополнительно, уже из моего кошеля, еще по двести монет серебром. И это — за каждый поход. Ну, что ты на это скажешь?
— А то, что это предложение весьма заманчивое. Однако как только мы прибудем в Окрайю, я должен немедленно отправиться в Счастливый Фьорд.
— Счастливый Фьорд! — и Гуннард рассмеялся. — Зачем тебе туда?
— За счастьем, — сказал я и подмигнул.
Гуннард насупился, сказал:
— Не хочешь говорить, не надо. А ты был там хоть раз?
— Нет.
— Тогда знай: Счастливый Фьорд — это большая глушь. Две сопки, три скалы. Счастливым же его прозвали от того, что там когда-то жил отважный йонс Хальдер Счастливый. Был у него корабль «Быстроногий Лис», была дружина, была слава. А после он ушел на юг, в Страну Гниющих Листьев, и там, как говорят, совсем обабился — в доме живет, спит на печи и землю пашет.
— Сам, что ли? — спросил я.
— А хоть бы и не сам! — гневно воскликнул Гуннард. — Но все равно, поверь, он плохо кончит, этот Хальдер, очень плохо! Это ж представить только: йонс — и женщина! Тьфу! Тьфу!
И Гуннард так разгневался, что замолчал и больше за весь день не вымолвил ни слова. Только за ужином сказал:
— Трантайденвик, а мы туда идем, это большой, красивый и богатый город. Таких, как ты, там очень уважают.
Я промолчал. Поели, полегли, заснули. Утром гребли…
И снова появился ворон. За ним — второй. «Айга! — кричали мне, Стреляй!» Я встал и мысленно призвал Хвакира, потом прицелился…
И сбил — одной стрелой! — обоих. То был хороший выстрел, да. Дружинники орали «Хей, хей, хей!». Гуннард молчал, лишь головой кивал. Долго молчал. Смотрел на мои руки. Потом спросил:
— А Вепря сможешь, а?
— Нет, — сказал я. — Его стрелой не взять. Нужно копье.
— И ты метнешь?
— А что? Метну. И попаду!
И Гуннард снова замолчал. И день прошел. И ночь. На следующий день их прилетело шестеро. Я сбил их, изведя семь стрел — спешил, опять хотел всех удивить, и потому однажды промахнулся. Гуннард сказал:
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
