Черная вдова
Шрифт:
Кичатов не видел его прежде в фильмах, но, судя по всему, это был очень одаренный актер. Скупые жесты, мимика, но сколько страсти выражало его лицо! Это действительно был игрок, сжигаемый внутренним огнем! Подполковник милиции невольно поймал себя на мысли, что переживает вместе с Алексеем Петровичем, лихорадочно следя за жужжащим шариком, который должен, просто обязан остановиться напротив "зеро", потому что несчастный одержимый молодой человек поставил на него последние деньги. И когда "зеро" действительно принес главному герою огромный выигрыш, Кичатов вздохнул с облегчением.
– Стоп!
– скомандовал Лежепеков
Кичатову казалось, что лучше сыграть невозможно, однако постановщик сделал несколько замечаний артисту и отснял еще один дубль.
Погасли юпитеры, софиты, Лежепеков начал репетировать с исполнителем главной роли следующую сцену. Следователь не решался пока отрывать режиссера от дела.
Съемка возобновилась, но что-то не ладилось на площадке. В перерыве между дублями Кичатов негромко сказал стоящему рядом немолодому мужчине в кожаном пиджаке:
– С Великановым режиссеру, наверное, было легче работать...
Замечание попало в цель: мужчина окинул Кичатова удивленным взглядом и усмехнулся.
– С чего вы это взяли? Всеволода Юрьевича при одном только упоминании о Великанове бросает в дрожь!
– Что так?
– наивно поинтересовался следователь.
– Не получалась у Саши роль! Не шла! Подумайте сами: некоторые кадры до двадцати дублей снимали! И немудрено, что Борю Губина, - мужчина кивнул на актера, играющего Алексея Петровича, - Лежепеков вызвал без всяких проб. Буквально в тот же день, как только узнал о болезни Великанова.
Разговорившись, подполковник узнал, что его собеседник является директором картины. Кичатов представился и высказал желание поговорить насчет Великанова.
– Об этом вам лучше с Всеволодом Юрьевичем, - отфутболил подполковника директор.
Воспользовавшись паузой, он познакомил Кичатова с Лежепековым, а сам ретировался.
– Согласен поговорить с вами в любое время, но, ради бога, только не сейчас!
– сказал Лежепеков.
– Понимаете, завтра Губин улетает на премьеру в своем театре, а нам еще - кровь из носу - нужно отснять пять сцен! Вторую смену уже гоним... До завтра терпит?
– Терпит, - кивнул Дмитрий Александрович.
Договорились встретиться в гостинице - Лежепеков тоже жил в "Ранне".
На следующий день в назначенный час он появился в номере Кичатова. Поздоровались.
– Ну как, выполнили вчера вашу программу?
– вежливо поинтересовался следователь.
– Но чего мне это стоило!
– вздохнул Лежепеков, набивая трубку. И неожиданно спросил: - У вас есть дети, Дмитрий Александрович?
– Двое, - ответил Кичатов.
– Если вздумают податься в кино, лягте костьми, но не пускайте!
– Вам не нравится ваша профессия?
– Честно сказать, другой для себя не представляю... Но боюсь, как бы не трахнул инфаркт, - признался режиссер.
– Представляете, все, ну буквально все сделано для того, чтобы подвести режиссера к этому! Начиная со сценария. Каждый, кому не лень, лезет с замечаниями, поправками! Редакторы на студии, чиновники в Госкино! А что такое у нас снимать! Съемочная группа - это сплошные анархисты! Каждый день я должен загонять их на съемочную площадку чуть ли не пинками! Какая может быть речь о дисциплине, если осветителю или ассистенту плевать на меня? Будет он болеть за
– Лежепеков вдруг спохватился.
– Извините, увлекся. Как говорится, у кого что болит, тот о том и говорит... Вы конечно же прилетели не для того, чтобы выслушивать мои вопли.
– Режиссер грустно улыбнулся.
– Приехал я, Всеволод Юрьевич, по поводу Великанова, - сказал следователь.
– Как он там?
– встрепенулся режиссер.
– Неважно, - хмуро произнес Кичатов.
– Правда, теперь ему немного стало лучше, но одно время был буквально между жизнью и смертью. Извините меня, Всеволод Юрьевич, но мне непонятно равнодушие к нему со стороны съемочной группы.
– О чем вы? Какое равнодушие? Когда я узнал, был прост-то потрясен, честное слово! Спросите у кого угодно!
– горячо уверял Лежепеков, заметив недоверие в глазах следователя.
– Но почему же никто не удосужился прилететь в Южноморск?
– Дмитрий Александрович, ну когда бы я мог? У меня каждый час, каждая минута на счету!
– продолжал оправдываться режиссер.
– Вы себе даже представить не можете, что это такое, когда щелкает счетчик! Съемочная группа - это молох, пожирающий деньги! Я каждый день должен выдавать отснятые метры! Хоть убейся, а план выполни! Потому что за мной не только мои здешние обормоты, но и коллектив студии. Не выдам положенные метры несколько сот человек будут сидеть без премии. Да что там без премии, иной раз получку задерживают! Вот вам еще одна приятная, в кавычках, сторона режиссерской работы.
– Потому вы так быстро и заменили исполнителя главной роли?
– спросил Кичатов.
Лежепеков ответил не сразу. Раскурив трубку, помолчал и наконец произнес со вздохом:
– Ждать выздоровления Саши я не мог. Студия не пошла бы на консервацию.
– Я слышал, у вас с ним возникли трения во время съемок, - осторожно закинул удочку следователь.
– Трения...
– Лежепеков усмехнулся.
– Это мягко сказано! Ежели честно, с Сашей я здорово промахнулся. Понимаете ли, в творчестве не должно быть никаких дружеских отношений, никаких компромиссов. Ни в коем случае! А я Велика-нова пожалел. Он уговорил меня взять его на роль Алексея Петровича. Верите, чувствовал, что не то, а отказать не решился. И даже умолял худсовет во время утверждения кинопроб. А с самых первых съемочных дней мы стали грызться как кошка с собакой...
– Из-за чего, если не секрет?
– Да никакого секрета! Вы видели вчера Борю Губина?
– спросил Лежепеков, и следователь кивнул.
– По-моему, попадание в яблочко. Губину веришь. Он влез в шкуру Алексея Петровича так, будто бы с пеленок играл в рулетку. Знаете, мне иной раз становится страшно, когда я вижу, как Борис входит в образ. Это маньяк, одержимый! Такие не задумываясь могут проиграть сиротские деньги и пустить себе пулю в лоб!
– Я не очень-то разбираюсь, но мне игра Губина понравилась, признался Кичатов.
– Выкладывается, по-моему, весь.