Черная вдова

Безуглов Анатолий Алексеевич

– Нет, - отказалась Орыся.

– Почему? Не хочешь попрощаться с теткой Михайлиной? Она ведь завтра уезжает. Очень просила тебя приехать.

– Скажи, что нездорова.

Когда машина завернула в ее переулок, сердце у Орыси радостно забилось: возле калитки стояла "Волга" Сергея.

– Слава богу!
– невольно проговорила вслух Орыся.

– Что?
– недоуменно посмотрела на нее Наталка.

– Так, ничего...
– ответила Орыся.

И подумала, как здорово, что она спровадила московского переводчика.

Неизвестно, чем бы кончилась их встреча с Сергеем.

Часть третья

Направляясь в такси к Киевскому вокзалу, Валерий Платонович Скворцов-Шанявский вдруг подумал о том, что в суете и хлопотах последнего времени не заметил, как в город пришла весна. Она обрушилась в этом году внезапно, без подготовки. Еще десяток дней назад сыпала с серого неба белая крупа, прохожие кутались в зимние пальто, шубы, меховые куртки, а теперь вот разгуливают чуть ли не в пиджаках и кофтах. Бульвары и скверы в центре Москвы покрылись бледно-зеленой кисеей, а в воздухе, пропитанном бензиново-асфальтовой гарью, все явственнее ощущался тонкий аромат распускающихся листочков тополя.

Когда такси подъехало к зданию вокзала, башенка с часами которого золотилась в закатном небе, на душу Скворцова-Шанявского снизошло спокойствие: пусть все дела горят голубым огнем, главное - подлечиться и отдохнуть. Он уже предвкушал приятную поездку, конечно, если не испортит настроение попутчик, - в СВ купе двухместные.

В вагоне была идеальная чистота. На полу в коридоре - ковровая дорожка, на окнах - накрахмаленные занавески. Проводница - стройная девушка - сама любезность.

В купе профессора сидело человек шесть: мужчина лет пятидесяти, остальные - молодые ребята. Все были смуглые. Черные волосы, чуть раскосые глаза. Речь восточная.

При появлении профессора старший поднялся и, улыбнувшись, произнес:

– Проходите, проходите, дорогой сосед!
– Он сделал жест остальным выйти.
– Располагайтесь, мешать не будем.
– И тоже вышел, защелкнув дверь.

"С попутчиком, кажется, в порядке", - подумал удовлетворенно Валерий Платонович. Он переоделся в спортивный костюм, пристроил чемодан под сиденье и сел, блаженно откинувшись на спинку. С этой минуты профессор как бы начисто забыл Москву, связанные с ней хлопоты и неприятности, решив до возвращения ни о чем не думать.

Вскоре поезд тронулся, и в купе вошел сосед.

– Ну, что же, будем знакомиться?
– весело сказал он.
– Мансур Ниязович Иркабаев.

– Рад познакомиться, - чуть наклонил голову Валерий Платонович, и, назвав себя, спросил: - Из Узбекистана?

– Совершенно верно, - улыбнулся Иркабаев и уточнил: - Из самой жемчужины Узбекистана - Ферганской долины... А вы москвич?

– Москвич, - кивнул профессор.

– И куда едете, если не секрет?

– Какой секрет, - вздохнул Скворцов-Шанявский, потерев правый бок. Лечиться.

– О, я тоже в Трускавец!
– радостно

сказал Мансур Ниязович, но радость в его глазах быстро сменилась грустью.
– Век бы не видел этого курорта, "Нафтусю"!
– Он провел рукой по пояснице.

– Почки?
– сочувственно осведомился Валерий Платонович.

На лице Иркабаева промелькнуло страдальческое выражение.

– Шесть лет как наградили...

Профессора удивило слово "наградили", но расспрашивать посчитал невежливым.

Вошла проводница, чтобы взять билеты. Мансур Ниязович спросил, есть ли кипяток.

– Чай будет минут через пятнадцать, - сказала проводница.

– Прости, невестушка, но заварка у меня своя, - улыбнулся Иркабаев.

– Пожалуйста, титан - в конце коридора.

Попутчик профессора достал из сумки заварной чайничек, расписанный восточным рисунком, сыпанул в него добрую пригоршню чая и вышел. Когда он вернулся, купе наполнилось знакомым профессору ароматом.

– Чай не пьешь, откуда силы возьмешь!
– весело сказал Иркабаев, извлекая из сумки кишмиш, чищеные ядра грецкого ореха, миндаль, чуть раскрытые соленые косточки урюка, курагу и восточные сладости. В довершение всего он положил на столик неправдоподобной величины лимон.

Глядя на эти приготовления, Валерий Платонович вспомнил Самарканд. Знойное марево, синие изразцы Биби Ханым и Гури-Эмира, величественный Регистан. В тамошней чайхане профессора потчевали тем же традиционным набором угощений. Правда, он так и не понял, почему узбеки сначала пьют чай, а потом уже едят плов и другую серьезную пищу. Как бы там ни было, поездка в солнечную республику была успешной. Он был рад повторить вояж, но над его местными друзьями пронеслась буря...

Скворцов-Шанявский с благодарностью принял из рук Иркабаева пиалу с зеленым чаем, заметив:

– Сколько молодежи вас провожало...

– Сын, Ахрор, в аспирантуре, - с гордостью сказал Мансур Ниязович.
– А с ним товарищи. Тоже в Москве учатся. Земляки, держатся вместе.

– Это хорошо, - кивнул профессор и взял в руки лимон, от которого все время не мог оторвать глаз.
– Откуда такое чудо?

– О, таких лимонов нигде больше в мире нет! Вывел селекционер Фархутдинов! Почетный академик нашей, узбекской Академии наук!

– Полкило, не меньше, - взвесил на ладони плод Валерий Платонович.

– Больше, - сказал Иркабаев.
– Но этот еще считается маленьким.

– Ничего себе маленький!
– усмехнулся профессор.

– Да, да! Лимоны этого сорта, он называется Ф-2 Юбилейный, весят до двух килограммов.
– Видя недоверие на лице спутника, Мансур Ниязович сказал: - Сам видел. Фархутдинов даже патент получил.

– Патент?
– все еще не мог поверить Валерий Платонович.

– Вот именно! Уникальный случай, как в истории цитрусоводства, так и патентного дела.