Черная вдова

Безуглов Анатолий Алексеевич

Когда они вошли в него и женщина включила свет, розовые мечты Скворцова-Шанявского и вовсе увяли. "Номер" - это звучало просто издевательски по отношению к тому, что он увидел.

Убогая комнатенка, мебель, какую трудно раздобыть и у старьевщика...

– А где удобства?
– ставя чемодан на пол и находясь словно в шоке, спросил Валерий Платонович и уточнил, не будучи уверен, что представительница администрации пансионата сразу поймет, о чем речь: - Ну, туалет, ванна?

– Умывальник и уборная рядом, - показала куда-то женщина

и вышла, пожелав все-таки хорошего отдыха.

Каким будет здесь отдых, Валерий Платонович понял через минуту, когда раздался трубный, с засосом звук сливного бачка, переходящий в жуткое завывание.

Скворцов-Шанявский чуть не подпрыгнул: казалось, что туалет не где-то рядом, а прямо тут, в его комнате. Не успел он прийти в себя, как с другой стороны послышался чей-то разговор, смех, словно стена была из бумаги...

Профессор опустился на стул, с ужасом ожидая очередного сюрприза, а в голове вертелось: "Ну и влип же я! Вот так влип!.."

По своей натуре Валерий Платонович был из породы людей, которые, упираясь в какую-либо преграду - крупную ли, мелкую, - тут же начинают действовать. Если меры, принятые на месте, не приносят результата, стучатся туда, где могут помочь. И помочь кардинально.

Первое, что он сделал, - бросился искать ту самую женщину, которая определила его в злополучную комнату. Она дремала в красном уголке перед телевизором. Выслушав претензии профессора и требование перевести его в другой номер, представительница администрации вяло ответила:

– Могу. Только будет общий.

– Как - общий?
– вспыхнул негодованием Скворцов-Шанявский.
– У меня же путевка в отдельный!

– Так что же вы хотите, дорогой товарищ? Ваш номер считается самым лучшим.

Валерий Платонович метнулся было к телефону, стоящему на столике, но, вспомнив, который час, сник.

– М-да, заведеньице, - пробормотал он и двинулся к себе наверх.

Отревизовал "удобства". Умывальник находился возле его двери и был отгорожен от коридорчика занавеской. Рядом было то самое заведение, откуда исходили страшные звуки сливного бачка, возвращающие профессора в коммунальное детство.

"Утро вечера мудренее", - решил он и, раздевшись, лег в постель, не забыв принять седуксен. Однако сон не шел. Голоса доносились не только сбоку, но и снизу. Валерий Платонович клял на чем свет стоит людей, взявшихся достать ему путевку.

Провертевшись на кровати полночи, он пришел к твердому решению убраться отсюда как можно быстрее и дальше. Естественно, встал вопрос куда?

Потому утром, наскоро умывшись и побрившись электробритвой, профессор немедленно приступил к операции "переселение".

Через полчаса он уже связался с междугородного переговорного пункта с Москвой и обрисовал свое положение человеку, который имел возможность нажать, где надо.

Обратная связь сработала безупречно: к вечеру Скворцов-Шанявский перебрался в новенький, только что построенный корпус одного из санаториев, где был сторицей вознагражден вниманием

и улыбками персонала за жуткую ночь, проведенную в пансионате. Правда, сумму за путевку пришлось выложить посолиднее, чем за несостоявшееся общение с писателями. Но профессора это, естественно, не смутило: что касалось его здоровья, за ценой он не стоял никогда.

Врач, ознакомившись с курортной картой Скворцова-Шанявского, осмотрев его и побеседовав, назначил диету, предписал соответствующие ванны, озокерит и непременную "Нафтусю". Причем первый раз в день профессор должен был пить ее теплой, а во второй, через полчаса, холодной. Все процедуры принимались в самом санатории и лишь на "водопой" надо было идти к бювету. Впрочем, прогулки тоже входили в лечение. И чем длительнее, тем полезнее.

Валерию Платоновичу, наслышавшемуся о волшебных свойствах "Нафтуси", не терпелось отведать чудо-воды. В огромном зале бювета яблоку негде было упасть. У всех в руках кружечки для питья. Фарфоровые, фаянсовые, различные по форме и расцветке, но непременно с носиком, они продавались в Трускавце на каждом углу. Однако будучи искушенным посетителем курортов, Скворцов-Шанявский предусмотрительно прихватил из Москвы старинной работы серебряную кружку, столько раз бывавшую с ним в Ессентуках. И вообще даже простую воду из-под крана Валерий Платонович пил только из серебра.

Профессора ждало неприятное открытие: что на вкус, что на запах "Нафтусю" нельзя было назвать приятной. Но он отнесся к этому философски лекарство есть лекарство.

С этими мыслями он покинул бювет и тут же услышал знакомый голос:

– А, дорогой профессор! Приветствую вас!

Это был Иркабаев. Он тоже только что приобщился к минеральному источнику. Скворцов-Шанявский поздоровался с ним как со старым знакомым. Решили прогуляться.

– Ну, как устроились в цветнике муз?
– поинтересовался Мансур Ниязович.

– Сбежал, - ответил Валерий Платонович и поведал об испытаниях, выпавших на его долю.
– Вот уж не предполагал, что у писателей подобные условия!
– заключил он.

– Это еще что!
– с улыбкой протянул Иркабаев.
– Тут встретишь такое!.. Одно название пансионат! Две-три комнаты, набитые койками. Всяким министерствам, организациям тоже ведь хочется иметь свою здравницу.

Об этом Скворцов-Шанявский слышал и в Ессентуках, но лично самому жить в таких заведениях не приходилось.

Со своей стороны он спросил, доволен ли Иркабаев.

– Как к себе домой приехал, - ответил тот.
– Все врачи знакомые, медсестры, нянечки.
– Он засмеялся.
– Представляете, захожу в столовую земляки! Один из Намангана, другая из Ургенча. Сажусь за стол, включили радио - выступает ансамбль из Ташкента "Ялла". Словно и не выезжал из Узбекистана!

– Плова только не хватает, - улыбнулся профессор.

– Плов мне пока нельзя, - серьезно сказал Иркабаев.
– А вот без зелени, петрушки-метрушки, кинзы, мяты не могу.