Черная вдова

Безуглов Анатолий Алексеевич

– У узбеков есть хорошая пословица: сколько ни говори халва, во рту слаще не станет... А мы пока в основном болтаем, - заключил Мансур Ниязович сердито.

На рынок они продолжали ходить, хулили цены и все равно покупали то, в чем не хотели себе отказывать.

Однажды Иркабаев предложил:

– Валерий Платонович, а не побродить ли нам по лесопарку?

– Охотно, - согласился Скворцов-Шанявский.

Было воскресенье, свободный от процедур день.

От центра города пришлось идти минут двадцать. По пути купили в кондитерском магазине сладостей. Конфеты

и печенье предназначались для медведей и диких кабанов. Кстати, кабаны гуляли в лесопарке, где хотели.

Мансур Ниязович всю дорогу чему-то улыбался, тихонько напевал.

– Вижу, вы сегодня в настроении, - заметил профессор.
– Добрые вести из дома получили?

Жена Иркабаева чуть ли не каждый день слала ему письма, звонила. И вообще, как понял Скворцов-Шанявский, его узбекский друг был завзятым семьянином, чьи мысли целиком занимали дела детей. И хотя Валерий Платонович был чужд этого, но сочувственно наблюдал за Мансуром Ниязовичем.

– Представляете, сын прислал деньги!
– с удовольствием откликнулся на любимую тему Иркабаев.
– Ахрорджан!.. Пишет: папа, не отказывай себе ни в чем. Понимаете, самому в Москве нужно на кино, мороженое, а он...

– Ну, положим, вашему сыну мороженое уже не по возрасту как бы, улыбнулся Скворцов-Шанявский.
– Девицу следует водить в ресторан.

– Это я так, - засмеялся Мансур Ниязович.
– Он для меня еще пацан.

– Из каких это заработков он отвалил вам?
– поинтересовался профессор.

Про своего первенца и гордость Ахрора Иркабаев прожужжал профессору все уши, и тот знал об аспиранте почти все.

– Статья большая вышла, - ответил Мансур Ниязович.
– Научная. Гонорар получил.

– Внимательный у вас парень. Другой бы прокутил да еще постарался содрать с родителей, а он...

– Ахрорджан молодец!
– с гордостью произнес Иркабаев.
– Очень самостоятельный. Вот с таких лет... В детстве мы его не баловали, не на что было. Я - мэ-эн-эс...

– Младший научный сотрудник, - кивнул профессор.
– Сто пять рублей в месяц.

– Семьдесят.

– Да-да, - вспомнил Скворцов-Шанявский.
– Тогда были жутко низкие ставки.

– Ну, а Зульфия еще училась в педтехникуме. Хорошо, нам ее родители помогали. Они в кишлаке жили. Деньжат, правда, не очень подкидывали, в основном - натурой, что в саду и огороде росло. Не хватало, конечно. Тесть привезет осенью виноград, дыни, говорит: айда, Ахрорчик, на базар продавать. Сынишка любил торговать. Да и мы с Зульфией считали, пусть учится жизни.

– Не боялись, что разовьются не совсем правильные наклонности? осторожно спросил профессор.
– С малолетства привыкать к торгашеству...

– А лучше было бы, если бы он крутил собакам хвосты и рос бы потребителем?
– усмехнулся Иркабаев.
– Нет, я считаю, дети с раннего возраста должны понимать, что к чему и почем фунт лиха! Хочешь в кино или мороженое - заработай!

– Ну, работа работе рознь. Я понимаю еще сдавать макулатуру, металлолом...
– начал было Валерий Платонович.

– Продавать на базаре честно выращенные дедушкой овощи не зазорно!

прервал его Мансур Ниязович.
– Мыть посуду в столовой или подмести улицу в этом тоже ничего постыдного нет. Мы кричим на каждом углу, что детей надо приучать к труду, что любой труд - чистый. Понимаете, чистый! Лишь бы ты своими руками. Но растим-то их белоручками: это, мол, непрестижно, позорит родителей. А я, признаюсь, когда Ахрор сказал мне однажды, что иногда в студенчестве - он тоже окончил сельскохозяйственную академию - грузил сахар на товарной станции, мне было как маслом по сердцу! Домой не писал: пришлите денег. У меня были, не волнуйтесь. Нет, ночь не спал, а заработал на модные туфли. Ведь, в сущности, дело не в каких-то там рублях...

– Ну, положим, и в них тоже.

– Да-да, я хотел сказать, не только в них, - поправился Иркабаев. Гордость у человека появляется. Другие дети как: дай, папа, дай, мама... Что выйдет из такого? Попрошайка, иждивенец! Самолюбия ни на копейку! И у самих родителей положение не очень хорошее - выходит, ты сыну или дочери подачку даешь, любовь покупаешь... А знаете, что заявила мне недавно дочка? Зачем, говорит, ты все время твердишь мне: учись, учись, читай побольше книжек, а то школу не закончишь, в институт не поступишь? Не нужен мне институт, ты и так сделаешь меня директором кинотеатра.

– Почему именно кинотеатра?

– Очень кино любит, - пояснил Иркабаев.
– Это же страшно! Соплюшка совсем, а уже знает, что в жизни существует блат.

– Страшно, - согласился Валерий Платонович, - это вы верно выразились... Сейчас твердят: будьте активны, проявляйте принципиальность, стойте на честной гражданской позиции... Откуда им взяться? Ведь столько лет взращивалась, культивировалась беспринципность и приспособленчество!

Они не заметили, что уже не только добрались до лесопарка, но и углубились в него. Пронизанный тропинками, он поражал диковинными деревьями и кустарником. Тут росли редкие экзотические растения - сосна Веймутова, самшит, уксусное дерево.

Забыв о мирских заботах, проблемах, профессор брел по лесопарку, вертя головой направо и налево, очарованный необыкновенной растительностью. Мансур Ниязович тоже весь отдался созерцанию. Народу было здесь не очень много, не как в самом Трускавце, но все же нельзя было сказать, что место уединенное.

– Где же кабаны?
– спросил Скворцов-Шанявский.

И не успел он произнести эти слова, как послышались крики, шум и на тропинку, по которой они шли, выбежали мужчина и молодая женщина. Они были возбуждены, о чем-то громко спорили.

Приблизившись, наши спутники увидели следующую картину: мужчина задрал разорванную штанину, а женщина перевязывала ногу носовым платком, сквозь который сочилась кровь.

– Говорила же тебе, не подходи!
– всхлипывала женщина.

– Да брось, Таня!
– успокаивал ее пострадавший.
– Ничего страшного. Он же ручной.

– Ничего себе ручной!
– дрожащим от пережитого волнения голосом продолжала женщина.
– Страшилище этакое! Клыки - как у быка рога! Подденет в живот - все кишки наружу!