Черная вдова
Шрифт:
Полумрак в зале, происходящее на экране, запах кофе и сигарет, застывшие в немом возбуждении юные лица, - все это рождало в голове эротические фантазии. И Глеб понял: именно этим привлекает посетителей "Зеленый попугай".
Бармен знал, что им нужно, зажигать их постепенно, начиная с невинных, казалось бы, песенок.
– Как тебе?
– неожиданно прервала его мысли Вика, кивнув на экран.
– Так себе, - ответил небрежно Ярцев, чтобы не показаться лопухом-провинциалом, завороженным созерцанием полуголых девиц.
– После
– А видеоустановка шикарная, - одобрил Глеб.
– Цветопередача, экран...
– Интересуешься?
– спросила Вика.
– Давно. Но у нас купить невозможно.
– Если ты серьезно...
– начала было она.
– Да хоть сегодня бы взял, - перебил Ярцев.
– Разумеется, только фирму. Наша электроника мне и задаром не нужна.
Глеб заметил, что Великанов и Лежепеков посмотрели на него как-то по-иному, уважительно, что ли.
Вербицкая, бросив "момент", встала и подошла к одному из столиков, за которым сидел молодой человек лет двадцати - двадцати трех. Вика перекинулась с ним парой слов и поманила Ярцева. Когда он подошел, она представила Глеба своему знакомому, которого звали Феликсом.
Несмотря на молодость, Феликс вел себя по-деловому.
– Могу кое-что предложить, - сказал он, скользнув по Ярцеву быстрым оценивающим взглядом, а затем, уже обращаясь к Вербицкой, добавил: Загляните ко мне завтра, часиков в семь.
– Договорились, - кивнула Вика.
Возвращаясь к своему столику. Глеб спросил:
– А сколько денег брать с собой?
– Думаю, тысяч семь-восемь хватит, - ответила Вика.
Великанов и Лежепеков говорили о том, почему здесь, в кафе, нет ни одного свободного места, а в театр зрителей и калачом не заманишь. За исключением, конечно, таких, как МХАТ, Театр сатиры, на Таганке, и еще нескольких.
– Да потому, что докатились, как говорится, до ручки, - в сердцах произнес артист.
– Из года в год на сцене одна и та же жвачка! Ей-богу, иной раз хочется плюнуть и бросить все к чертовой матери! Обрыдло играть роли, от которых тошнит. Недаром говорят: ржа ест железо, а лжа душу. Я вот не понимаю, каким образом покупают бездарные пьесы. Более того, почему серых так много, а ярких, талантливых - кот наплакал?
– Очень просто, - усмехнулся Лежепеков.
– За плохие, но правильные пьесы никого не ругают. А все мало-мальски значащее пахнет конфликтом.
Лежепеков хотел что-то еще сказать. Но Вика вдруг облегченно воскликнула:
– Наконец-то явился!
– Привет!
– крикнул кому-то артист, подняв руку.
– Рули сюда!
Глеб повернул голову и увидел парня лет двадцати, стоящего посреди кафе и мрачно озирающегося вокруг. Ярцев почему-то догадался, что это и есть Жоголь-младший.
Михаил совсем не был похож на отца: шатен, с курчавыми волосами под Валерия Леонтьева, высокий, с не до конца еще оформившейся фигурой.
Жоголь разглядел наконец в полумраке Викторию и на секунду замер,
Густая, тяжелая синтез-музыка заполнила кафе. Все повернулись к Михаилу. И вдруг тот совершенно преобразился. Человек словно превратился в робота. Он медленно двинулся на середину кафе, где пустовало небольшое, свободное от столиков пространство. Движения были дерганые, рваные и в то же время пластичные, не лишенные своеобразной гармонии.
Это был робот, но какой-то необычный, нежный робот.
Посетители "Зеленого попугая" замерли в восторге, наблюдая за Жоголем.
– Верхний брейк, - прокомментировал кто-то за соседним столиком.
Но Михаил недолго оставался "роботом". Неожиданно он бросился на пол и стал вытворять нечто невообразимое: крутился на голове, на спине, на одной руке, на двух, перекатывался, как пресс-папье.
Кафе взорвалось восторженными криками.
– Давай, Майк, давай!
– подбадривали танцора.
– Нижний брейк, - снова раздался комментарий соседей.
А Михаил продолжал вытворять свои головокружительные трюки все в более убыстряющемся темпе.
"Так вот он какой брейк-данс", - подумал Ярцев.
Об этом увлечении молодежи ему приходилось только слышать или читать в прессе. В основном - ругательное. И вот - увидел собственными глазами.
Глеб посмотрел на своих компаньонов. Великанов откровенно наслаждался зрелищем. Лежепеков наблюдал за Жоголем скорее с любопытством, а вот лицо Виктории выражало непонятное смятение.
– Молоток!
– не удержавшись, похвалил танцующего Великанов.
– А ведь на Западе, точнее, в Америке, - сказал Лежепеков, - где и родился брейк-данс, его танцуют исключительно только негритянские парни. Белые - ни в коем случае!
Рок кончился. Кончился и танец. Кафе разразилось аплодисментами.
Великанов и Виктория позвали Жоголя, но он будто и не слышал. Направился к стойке бара, одним махом выпил коктейль, с улыбкой предложенный Русланом.
Вика не выдержала, резко встала, подошла к Михаилу и взяла его за локоть, но он грубо выдернул руку. Вербицкая, видимо, растерялась, что-то сказала ему, но тот ответил ей с гримасой злобы на лице. Затем он решительно повернулся и почти бегом покинул кафе.
Вербицкая бросилась за Михаилом.
– Переживает, наверное, до сих пор, - сказал Лежепеков.
– Вообще-то на Мишу это не похоже, - недоуменно глядя на входную дверь, произнес Великанов.
– Общительный, отходчивый. Видно, его сегодня действительно сильно корежит.
Эпизод этот, однако, больше никого в зале не затронул. Посетители вновь уставились на экран телевизора, так как бармен поставил еще более "смелый" видеофильм.
Ярцев глянул на часы, стрелки показывали начало первого. Вика так и не появилась.