Черная заря
Шрифт:
Андрей понял, что ничего трагического Барсегян вываливать на его голову не собирается.
— Ну, давай, Карен, говори, чего там еще! — Андрей невзначай назвал его по имени и слегка стушевался.
Барсегян, не меняя веселого тона, продолжал потирать ладони.
— Есть законный и достойный повод принять по пятьдесят граммов. Нет, даже по сто! — Он открыл тумбочку и достал оттуда уже знакомый котелок и две кружки. — С тобой первым выпью. Остальные примут в рабочем порядке, по мере прибытия.
— За
Барсегян налил в кружки и сказал:
— Надо, Андрей, исправить одну несправедливость! Мы в прошлый раз здесь пили за упокой нашего солдата Вани Рощупкина, а теперь надо за здравие выпить! Понял?! За здравие! Живой он!
— Ты шутишь?! — Андрей не верил своим ушам. — У него же в спине дырка с кулак! Как он мог живым остаться?
— В том-то и дело! С кулак, а смог. Обыкновенно, оказывается, смог!
— А откуда известно?!
— Два часа назад для тебя БТР из полка подошел. Я стою, инструктирую прибывших к тебе бойцов. Смотрю, две вертушки летят. Над нами зависли, сели. Думаю, начальство, что ли, принесло? На номер глянул, одна из них та, на которой от кишлака всех увозили. Летчик вышел и рассказал, что когда они прилетели, стали всех переносить в санитарную машину, тут Рощупкин и кашлянул! Говорит, врачи рассказали потом, что пуля через грудь прошла рядом с сердцем, легкое только чуть задела и лопатку раздробила. Рана оказалась действительно страшная на выходе, но не такая опасная. Их с Рукавицыным прооперировали и вместе с контуженным Артистом в Союз самолетом отправили на лечение.
— А водитель Орешин как?
— У него ожоги рук. Здесь в госпитале оставили. Говорят, с месяц пробудет. Летчики его проведывают, шоколадом подкармливают. Я им сказал, чтоб только не наливали ему, но чувствую, не послушают. Вот, смотри, — он достал из-за тумбочки металлическую десятилитровую канистру. — Нам от летчиков благодарность. Спиртяга! Чистый! Надолго хватит. Ну, давай! — Он поднял кружку. — За здоровье наших мужиков! Чтоб вылечились.
Они выпили спирта и закусили тушенкой.
— Спасибо тебе. Не представляешь, какой камень с души снял, — сказал Андрей.
— Представляю, поэтому и торопил тебя. На, пожуй мускатный орех. Бочок целый килограмм из отпуска привез.
— А Бочку звание когда присвоят?
— Да присвоят, присвоят. Заслуженного триппероносца ему присвоят и медаль дадут за половые потуги! — Барсегян веселился от души. — А если серьезно, то, думаю, все же присвоят. Пыль осядет, к осени, думаю, получит звездочку на просвете. Кстати, как у нас поставлена работа по агитации Шестака на учебу? Времени уже мало остается.
— Нормально поставлена. Агитирую. — Андрей встал. — Извини, Карен, поехал я, хочу скорее своим сообщить.
Останавливаясь по пути на позициях взвода, Андрей рассказывал новости, полученные от Барсегяна, и
Они смеялись, худые, осунувшиеся, с темными кругами вокруг воспаленных от пыли глаз, измотанные жарой, уставшие от бесконечных ночных вахт, заставляющих их иногда путать закаты с рассветами, а сны с реальностью.
Постепенно ему становилась понятной загадочная радость его попутчика Толика Недобежкина, спешившего тогда в свою автороту.
Пребывая в отличном настроении, Андрей думал, чем еще порадовать бойцов. Он подозвал Шестака:
— Слушай, а не устроить ли нам по этому поводу праздничный ужин? Давно мы черепашьего деликатеса не ели. Давай в виде исключения.
— Это мигом, щас сходим, наберем.
— Нет, на бэтээре поедем. Наберем побольше, на весь взвод и по отделениям развезем. Бери несколько человек.
— Понял. — Шестак посмотрел по сторонам. — Эй, Горчак! А ну, хлопче, иди до мене.
Горчак, говоривший в стороне с Хмилем, подошел и спросил:
— Ну, чого? Шо ты мени не даешь с земляком набалакаться? Мы уже мисяць, як не бачилися!
— Набалакаешься, успеешь. Всю ночь рядом стоять будете. — Шестак засмеялся и обратился к Андрею: — По-моему, товарищ старший лейтенант, два хохла на одну позицию — это много. Может, их по разным позициям распределить, а то они нас всех забалакают. Никакого сладу с ними не будет.
Горчак в шутку своей здоровенной ладонью ухватил маленького Шестака за шиворот:
— Мовчи! Бульбаш! Да тебя и одного на целый батальон много! Никуда от тебя не схоронишься. Скачешь, як блошка по каске! — Горчак отпустил Шестака и, поправляя на нем форму, ласково продолжил: — И шо ты такий неспокойный уродився? Може, в тот час на Белоруссии сильное землетрясение було?
— Було, було. Бери своего земляка, вещмешок и в БТР. Разбалакался. Вон, бери пример с Ричарда! — Шестак указал на водителя бэтээра Альминаускаса, который все это время спокойно сидел на броне. — Он не то, что ты — лишнего слова дурацкого не скажет.
— А почему Ричард? — удивился Андрей. — Он же Сильвестр.
— Это меня ваш Артист так прозвал, — отозвался Альминаускас. — Я понимаю, почему. Им сложно сразу, без подготовки выговорить — Сильвестр Альминаускас. Вот Артист и сказал, что я, по его представлению, похожу на Ричарда Львиное Сердце. Это, впрочем, меня устраивает. Лучше Ричард, чем их мучения. Да так и в бою удобнее обращаться.
Доехав до пустыни, несколько человек с вещмешками разбрелись меж барханами. Андрей тоже ловил черепах. Выбирали по случаю праздника только крупных. Переезжая с места на место, они набили вещмешки и вернулись на позицию.