Черная заря
Шрифт:
Шестак поровну разделил добычу между тремя отделениями, отобрав черепах по размерам.
Ричард вызвался помочь в приготовлении деликатеса. Посмотрев на скудный запас досок от разбитых оружейных ящиков и вязанку худеньких сухих веток саксаула, он покачал головой, молча вытащил гаечный ключ и стал откручивать болты на задних листах брони бэтээра, закрывающих баки. Выкрутив болты, он отворил висевшие на боковых петлях бронелисты и сказал:
— Вот, берите.
Бойцы увидели аккуратно нарубленные и плотно сложенные в нишах между баками дрова.
— Еще по осени заготовил, про запас. Сухие,
Дрова перенесли за блиндаж, где народ уже занимался добычей черепашьего мяса, а Мамаджонов промывал рис. Намечался плов с тушеной черепашиной, да еще и с подливой.
Ричард вкрутил на место болты и, указав на стоящие рядом вещмешки, обратился к Андрею:
— Все, можно развезти черепах остальным.
Андрей помолчал и ответил:
— Ты, Сильвестр, иди, занимайся готовкой, я сам развезу, прокачусь.
Ему хотелось побыть одному, и предлог прокатиться был лучшим для этого поводом. Он занял место водителя и один поехал по отделениям развозить черепаший провиант.
По пути назад ему встретилась длинная колонна. Он свернул в сторону, чтобы не попасть в пыль, заслоняющую дорогу, и медленно поехал по выжженной солнцем степи. Отъехав далеко от дороги, он заглушил двигатели, вылез из бэтээра и присел на песок. Крепко сдавив колени руками, он смотрел в землю прямо перед носами сапог. Потом, глубоко вздохнув, он скрестил руки на груди, сжимая пальцами погоны на плечах. Высоко задрав голову, вместе с дыханием он издавал неразборчивые звуки, похожие одновременно на стон и на молитву. Из-под плотно сжатых век по его щекам медленно текли слезы, смешиваясь с потом и пылью, приобретая от этого горький, тягучий привкус. Тело вздрагивало. Громко охнув, он раскинул руки и повалился навзничь, затем, перевернувшись, уткнулся лицом в песок, глубоко вонзив в него пальцы и загребая его ладонями, точно пытался вползти в какое-то, лишь одному ему известное пространство. Когда движения затихли, расслабленное тело с повернутой вбок головой застыло. Через несколько минут он медленно поднялся, но снова присел на землю, прислонившись спиной к колесу бэтээра.
Он смотрел вдаль мимо пыльного хвоста проходившей колонны, мимо гор и мимо всего, что его сейчас окружало, но не имело в настоящий момент для него никакого значения. Широко открытые глаза, казалось, воспринимали окружающее, как линза фотоаппарата, не заряженного пленкой, при полной невозможности отразить действительность. Он дышал ровно и глубоко, как крепко спящий, уставший человек. Вроде бы ничто не было способно прервать это состояние полной растворенности в бездне собственного сознания, словно оставившего на время земную оболочку, с одним лишь желанием освободиться равно как от страдания, так и от радости. Радости, которая была рождена этим же мучительным страданием. И не было для него сейчас ни друга, ни судьи, ничего, кроме белого, выгоревшего неба.
Потерев ладонью лоб, он отстегнул от ремня фляжку и вылил всю воду на голову и лицо. Он поднялся, вытер лицо панамой, забрался в БТР и поехал по направлению к позиции.
Бойцы суетились у двух костров. Запах риса, кипящего в масле внутри чугунка, приятно щекотал ноздри и возбуждал аппетит. Мамаджонов, занимающийся приготовлением
У второго костра стояли Ричард и Рябов, который тоже помешивал железным черпаком в металлическом стакане термоса не менее приятно пахнущее варево с черепашьим мясом. Ему тоже, наверное, было хорошо от этого занятия, но выражение его лица было неизменно суровым и скупым на эмоцию. О его благодушии в данный момент можно было судить по тому, как он наклонился и, понюхав пар, исходящий от варившейся вкуснятины, хриплым баритоном негромко проговорил:
— О, ку-у-ур-ва.
И, выпрямившись, глядя на Ричарда, с легким намеком на улыбку добавил:
— Хавка путевая будет.
— Да-а-а, — спокойно ответил Ричард.
Шестак, дефилирующий между двумя кострами, увидев приехавшего Андрея, подошел к нему.
— У нас все по распорядку варится. — И, перейдя на тихий тон, продолжил: — Колонну встречную видели?
— Видел, — сказал Андрей.
— Гармошку привезли, — довольно сообщил Шестак. — Я ее сховал, чтоб Горчак не увидел раньше времени, вас дожидался. Когда подарок ему поднесем?
Андрей тоже заулыбался, довольный от мысли обрадовать Горчака и остальных наличием у них теперь собственного музыкального сопровождения.
— Давай сразу после ужина. Согласен?
— Конечно! На сытый желудок оно и дарить приятней! Я в блиндаже ее из футляра быстренько вынул и посмотрел. Красавица, а не гармонь. Только не пойму, как он своими здоровенными клешнями на ней играть-то будет? Изомнет ведь, как фантик. Там кнопочки нежненькие. — Шестак заработал пальцами, имитируя игру на гармони.
— Да ладно тебе, не изомнет! — Андрей похлопал его по плечу.
Он взял ведро, зачерпнул из бочки воды и, раздевшись по пояс, громко крикнул:
— Шестак, полей-ка!
Настало время ужина. Готовая праздничная стряпня стояла на камне, предусмотрительно укрытая бушлатами.
Первыми накормили трех бойцов, несущих службу в окопах. Остальные, последовав примеру Андрея, умывались. Наконец все собрались на своем обычном месте под тентом у блиндажа.
— Можно приступить к приему пищи? — спросил Шестак, держа в руке черпак.
— Давай! — кивнул Андрей. — Чего спрашиваешь?
— Кто на праздничной раздаче, вместо Артиста? — спросил Шестак, обращаясь к бойцам.
— Да ну, давай я, шо ли, — вызвался Горчак.
— Не-е-е. — Шестак засмеялся. — Не-е-е. Ты что, Микола, сам, что ли, не понимаешь, что хохол на раздаче — это катастрофа мирового масштаба?! Ты, братко, даже и не думай об этом ответственном деле!
— А шо зараз не думай?! — изумился Горчак.
— Говорят, не думай, значит, нечего думать, — глухо прогудел Рябов, постукивая ложкой по котелку.
— Да мени шо, билше всех треба? Да на шо мени та раздача? — Горчак добродушно улыбался. — За шо ты мени, мой меньший братку Шестак, черпака лишаешь?
— А что это я твой меньший брат? — ткнул его шутя ручкой черпака Шестак. — Я аж на два месяца тебя старше.
— Ну як шо, ты шо, не разумиешь? Украинский народ перший после русского по численности, значить, як старший брат.