Чёрная жемчужина Аира
Шрифт:
— Ваша ман-бо? Мария Лафайетт, не так ли?
Они причитали наперебой, и из их сумбурных речей Эдгар понял только, что они хотели отдать жемчужину болотному духу, как их научила Мария Лафайетт. Дальше он слушать не стал. Велел посадить Нила и Лунэт под замок до утра, потому что во всей этой безумной истории ему требовалась передышка. Надо обшарить тут всё, обойти ещё раз территорию. Возможно, они врут, и есть ещё кто-то… Хотя, скорее всего они говорили правду, настолько они были испуганы.
Голова соображала плохо — он ведь не спал уже
Оставалось выяснить только, как всё это связано между собой и действительно ли Бернарам и Фрессонам просто нужна жемчужина. Возможно, он сделал глупость, не продав её. Это бы избавило его разом от всех проблем. Возможно, завтра он так сделает — отправится в Реюньон и продаст её, заплатит деньги банку и будет совершенно свободен…
Отца Джоэля посадили на цепь, которой приковывали наказанных рабов, и Эдгар пошёл проверить Летицию. Ной сидел у двери, скрестив ноги, и при виде хозяина проворно вскочил.
— Как она?
— Спит, массэ Эдгар.
— Откуда знаешь, что спит?
— У меня хороший слух, массэ Эдгар, — ответил ньор, постучав по уху пальцем.
— Ну хорошо, пусть спит. Услышишь что подозрительное — сразу меня зови.
Сил на то, чтобы допросить Лунэт и Нила уже не осталось.
Завтра. Всё завтра.
Шарль и Грегуар договорились по очереди охранять дом в ожидании возможных незваных гостей, а Эдгар, разобравшись со всеми пленниками, посмотрел на часы. Было далеко за полночь когда дом, наконец, угомонился, и он решил подняться к себе, но в гостиной его остановил дядя.
— Тут такое дело…
— Это ждёт до утра? Мне надо поспать хоть пару часов, — устало ответил Эдгар.
— Это насчёт Летиции Бернар, — замялся Шарль. — Насчёт того, как она попала сюда… Ты должен кое-что узнать.
К утру шторм ушёл на север. Ветер ещё дул, но уже без вчерашнего надрыва. И небо почти очистилось, лишь обрывки вчерашних туч ещё лепились на краю горизонта. Кругом валялись ветки и листья, с флигеля сорвало часть крыши и повредило несколько хижин рабов, плантацию сильно потрепало, но идти оценивать ущерб Эдгар был не в силах.
Он сидел в столовой, смотрел в чашку кофе и не знал, с чего начать этот день.
Конечно, ему нужно во всём разобраться, допросить Нила, Лунэт и отца Джоэля, решить, что делать с Томми Барренсом, а потом поговорить с Летицией. Но…
Что бы он ни узнал, результат этого разговора будет один и тот же. Летицию придётся отпустить. И от счастья, которое нахлынуло на него вчера, остался лишь горький осадок.
Шарль рассказал ему всё. Про Мориса Жерома, про похищение и то, что он держал Летицию на болотах, а затем во флигеле. И про свой план насчёт того, как обмануть старого пирата, женив на ней Грегуара.
Как он не ударил своего дядю? Хотел. Сильно хотел и едва сдержался. Особенно тогда, когда Шарль предложил провернуть этот план вместе. Но увидев тяжёлый взгляд Эдгара, на его вопрос, сколько чёрной пыли он вынюхал, прежде чем придумать этот бред, дядя только махнул рукой и произнёс в сердцах:
— А! Связался чёрт с младенцем! Так и знал, что ты откажешься! Знал, что ты неровно к ней дышишь! Ну так женился бы сам, да и забрал у старого пирата всё с потрохами! А не хочешь жениться сам, так чем Грегуар-то плох?
Женился бы сам!
Дядя ударил по больному. На послезавтра у Эдгара назначена свадьба. И он скован по рукам и ногам. Если он второй раз разорвёт помолвку с Флёр, то или он сам, или его мать пойдут в тюрьму, а плантацию заберёт банк Фрессонов. Или Жак Лаваль его застрелит в сердцах. Или отравит Флёр…
Но если прислушаться к словам дяди то… то он сам застрелит Грегуара, если тот хоть пальцем прикоснётся к Летиции.
Ситуация казалась безвыходной, но хуже всего было от воспоминания о словах Летиции произнесенных в сердцах: «Ненавижу тебя! Ненавижу!».
Она его ненавидит. И неудивительно.
Чёртов Шарль!
Хотя нет, дядя-то как раз молодец, что вырвал её из рук Мориса Жерома. Только теперь, после всего что произошло, вряд ли между ними возможно хоть что-то нормальное. Да и что значит возможно? Он без пяти минут женат, и Летиция его ненавидит.
А с другой стороны, разве та, что ненавидит, могла бы целовать его вот так, как она целовала вчера? И от воспоминаний о вчерашнем у него кружилась голова, пересыхало в горле, и дышать было нечем, стоило вспомнить вкус её губ и прикосновения…
Он болен ею. Он почти в лихорадке.
Ему хотелось быть с ней. Чувствовать её тело, его запах, биение пульса, тепло её кожи, слышать дыхание, прижимать её к себе… Хотелось видеть, как она горит от его ласк, как, запрокидывая голову, стонет и просит ещё, хотелось видеть её желание, её жажду и дарить ей наслаждение. Целовать, гладить, пробовать на вкус… Засыпать, обнимая её, и просыпаться с ней рядом.