Черная жемчужина императора
Шрифт:
Та же мысль вспыхнула у Ростовцева, когда Лика вышла к нему в гостиную, слегка смущенная, с робкой улыбкой и румянцем на бледном лице. И снова ему показалось, что он уже видел ее в этом платье и с этим зеленым цветком в волосах.
– А серьги?
– как нечто само собой разумеющееся, спросил он.
– Где ваши изумрудные серьги? Без них чего-то не хватает.
– Послушайте, - старалась быть строгой Лика.
– Вы просили примерить вещи, я это сделала. Но… не испытывайте моего терпения.
– У меня… у нас с Альбиной сегодня торжество. Я хочу,
– Ночью? Вы забыли, который час.
– В городе ночи проводят по-разному, совсем необязательно в постели. Разве вы хотите спать?
– Нет. У меня бессонница.
– Тем более! Внизу ждет машина.
Он подавлял ее своим напором, своей веселой уверенностью. По-видимому, здесь так принято - праздновать по ночам. Днем-то слишком много людей повсюду, шумно, неуютно от толкотни. А ночью… в самый раз.
Уже в машине Лика спросила:
– Альбина знает, что вы… что я…
– Я приглашаю, кого хочу.
Лика чувствовала беспокойство, однако больше вопросов не задавала. Она не изучила еще нравы и обычаи этого города, привычки его жителей. Ей следует довериться такому опытному человеку, как господин Ростовцев. Да и сыщик велел не избегать будущего родственника.
У Лики не было семьи в общепринятом смысле, - она только в книгах читала о больших семейных праздниках, где за одним столом собираются все, от мала до велика. Наверное, ей предстоит нечто подобное.
Клуб «Элегия» произвел на нее благоприятное впечатление: ярко освещенный вход с колоннами, вежливый швейцар, темный паркет в гардеробной, большие зеркала, хрустальные люстры, - сияние огней, элегантность и изысканность. Лика придирчиво оглядела себя, осталась довольна: платье сидело безукоризненно, серьги сочетались с цветами из перьев и оттенком ее глаз, и сама она - тонкая, в кружевах и бархате, в туфлях на каблуках, гладко причесанная, казалась настоящей леди. Ей было невдомек, сколько необходимых процедур она упустила - маникюр, укладка, макияж… ужас! Невежество спасло ее от переживаний.
Ростовцев излучал добродушие и был галантно предупредителен. Одетый с небрежным шиком, он повел Лику в золотистый полумрак зала. Там уже ждали Треусов, Лена и Альбина. У них вытянулись лица, в глазах застыло немое изумление.
– Это твой сюрприз?
– неприятно улыбнулась Эрман.
– Первый… пока.
Лика смутилась. Она чувствовала возникшее при ее появлении замешательство и неприязнь. Все трое уставились на «лесную отшельницу», - Лена и Треусов с жадным любопытством; Альбина - со скрытой ненавистью. И только Альберт Юрьевич откровенно наслаждался происходящим.
– Ты же сказал, что едешь за своим другом, - не выдержала «невеста».
– Так и есть!
– он невинно блеснул глазами.
– Ты имеешь что-то против Лики?
–
– Тогда давайте есть и пить. У нас ведь торжество. Ты как будто не рада? А я приготовил тебе подарок!
В этот момент, - по предварительной договоренности, - свет в зале погас, что вызвало недовольный ропот и возгласы остальных посетителей. Тотчас же вспыхнул где-то вверху прожектор, направленный на раскрытый футляр в руках Ростовцева, и засверкал, переливаясь, рассыпая феерические искры, крупный бриллиант в кольце, которое Альберт преподнес Альбине.
– Это тебе, дорогая! В знак моей покорности судьбе. Иногда мне кажется, что я не могу отступить от текста, написанного ее волшебной рукой. Выпьем в честь этого, друзья мои!
Зажглись люстры и бра, заиграла музыка, официанты разливали шампанское… Альбина, со слезами восторга и страха, надела кольцо, - оно холодным обручем обхватило палец, сжало. «Неужели мало?
– подумала она.
– Ничего, в крайнем случае, отнесу ювелиру, он чуть растянет. Какого черта Алек притащил сюда эту неуклюжую девицу? Откуда у нее это потрясающее платье? Дурнушка преобразилась!»
Стол был украшен цветами и свечами, сервирован по-царски, а сидящие за ним гости чувствовали себя по меньшей мере странно, - происходящее смахивало на пышно обставленную… клоунаду. Альбина находилась в состоянии эйфории, смешанной с каким-то суеверным ужасом. Лена и Треусов украдкой перешептывались.
– Этот Ростовцев просто шут, - прошипел на ухо своей даме Павел Андреевич.
– Я наслышан про его выходки. Теперь вот довелось и увидеть.
– Ты же сам захотел прийти.
– Исключительно ради тебя, чтобы ты не была одна в этой подозрительной компании.
– Чем это она подозрительная?
– возмутилась Журбина.
– Ростовцев - уважаемый человек, несколько экстравагантен, только и всего. При его деньгах можно себе позволить разные шалости и капризы. Лика - дальняя родственница Эрманов.
– Он довольно недвусмысленно на нее пялится!
– Фи, Павел. Что за выражения?
– Кто здесь жених и невеста?
– не унимался Треусов.
– Похоже, что барышня уводит кавалера из-под носа твоей подруги.
– Тише…
Лике не хотелось есть: она, со свойственной ей проницательностью, догадывалась, какую незавидную роль отвел ей в этом ночном застолье Ростовцев. И внутренне негодовала. К тому же она слегка запуталась в приборах, - покойная мать не имела возможности посвятить ее во все тонкости «придворного этикета».
– Не стесняйся, Лика, - нарочито громко, с нотками снисходительного презрения сказала вдруг Эрман.
– Бери все подряд ложкой… или руками. Какие церемонии среди своих?
Треусов ухмыльнулся. Лена под столом легонько дотронулась ногой до ноги подруги, - не перегибай, мол, палку. Альберт Юрьевич хлопнул в ладоши, и свет снова погас - уже только в их углу зала, - раздались звуки виолончели. Музыканты при свечах исполняли «Элегию» Массне: эта мелодия считалась «визитной карточкой» ресторана.