Чёрно-белая палитра
Шрифт:
— Сказать по правде, увидев вас здесь, я сначала подумала, что вся эта затея с 'выходом' — ловушка. Просто для того, чтобы доказать, что я недостаточно благонадёжна, — призналась я, отчего-то опуская глаза.
— Я так и понял, — тоже отворачиваясь, отозвался Уилфорт. — Уловка вполне в стиле Артона.
— Простите, не хотела вас обидеть.
В последних словах капитана мне послышался упрёк.
— Вы ничем меня не обидели, — возразил он. Вроде бы снова повернулся ко мне, но смотрел по — прежнему немного в сторону. — Это была естественная реакция. Я ведь для вас — начальство. — В его голосе какие-то плохо понятные нотки, чуть ли не горечь. А может быть, от последних переживаний я начисто
Произнося эти, неестественно вульгарные для него, слова, Уилфорт усмехнулся, но как-то совсем неубедительно.
Я хотела сказать, что он не прав. Вернее, прав для большинства случаев, возможно, почти для всех, но не для данного конкретного. И несмотря на то, что я всякий раз напрягаюсь, входя в его кабинет или встречаясь с ним в коридоре, очень быстро начинаю воспринимать его…именно что своим. И именно поэтому я могу говорить с ним о котлете моего любимого зелёного цвета и о животах червей, позарившихся на бедолагу Картера. А уж ту пощёчину в карете я точно могла бы дать только своему и никак не чужому. Да и мои неуместные отжимания в рабочем кабинете капитана тогда, на заре нашего знакомства… Я и сама не отдавала себе в этом отчёта, но ведь никогда бы не позволила себе подобной выходки, если бы инстинктивно не ощущала его в чём-то своим…
Я много чего могла бы сказать. Но вместо этого, глядя в темноту за окном, тихо проговорила:
— Меня, наверное, заждались в тюрьме.
И натужно улыбнулась.
— Не заждались. — Уилфорт вздохнул, но вздох этот не имел отношения к нашим последним репликам. — Об этом можете не беспокоиться: в тюрьме вас не хватятся.
— То есть как? — изумлённо спросила я.
— С помощью одного светлого специалиста я поместил в вашей камере очень качественную иллюзию, — объяснил капитан. — Она не только выглядит, как вы, но может даже копировать вас голос. Пространных бесед, конечно, вести не будет, но, скажем, поздороваться в случае необходимости сумеет. И изобразить, будто ест и пьёт, тоже. Так что вы можете не тревожиться на этот счёт. Я уже привлёк к делу некоторых специалистов и намерен плотно заняться им сам. За несколько дней всё будет решено. А до тех пор вы останетесь здесь.
— К-как 'здесь'? — пробормотала я. — В этой квартире?
— Я выделю для вас отдельную комнату, — поспешил уточнить Уилфорт, дабы его предложение не прозвучало двусмысленно. — Надеюсь, вам там будет удобно. Вернуться домой вы, к сожалению, сейчас не можете. Поэтому просто переждёте здесь несколько дней.
— Несколько дней… — пробормотала я, глядя вроде бы на Уилфорта, а вроде бы и сквозь него.
Несколько дней в его квартире. В его обществе. Конечно, он будет уезжать — на службу, на расследование, — но всё равно я буду встречать его по утрам за завтраком, и по вечерам, и ночью он будет спать в соседней комнате. А ещё в доме на каждом шагу будут встречаться его вещи, а это не намного лучше для моей хрупкой в последнее время психики, чем он сам. Начальство, которое 'не своё'. В настолько 'своей' обстановке.
— Большое спасибо, лорд Уилфорт. — Обращение 'лорд' сорвалось с языка непроизвольно. — Это очень благородно с вашей стороны, но…давайте я всё-таки вернусь в тюрьму.
Я встала и посмотрела на него умоляющим взглядом.
Он тоже поднялся. Сжал губы, отвёл взгляд, а потом глухо произнёс:
— Вам настолько неприятно моё общество, что вы предпочитаете оказаться в тюрьме, лишь бы не находиться рядом со мной?
И в ответ на этот прямой вопрос
Глава 13
Я упорно смотрела в сторону, в пол. Ничего не происходило. Уилфорт молчал. Решившись наконец поднять глаза, я обнаружила, что он впился в меня взглядом. И молчит. Так продолжалось несколько долгих секунд. Потом он шагнул ко мне.
Не побежал, а именно шагнул, но рядом оказался практически моментально. Положил руки мне на плечи, наклонил голову и поцеловал в губы. Я не отпиралась, наоборот, обвила собственными руками его шею и ответила на поцелуй гораздо более страстно, чем действовал он сам. Впрочем, сдержанность с его стороны была вызвана исключительно неуверенностью в моей реакции. Теперь его движения стали значительно смелее.
Пол не ушёл из-под ног, и я абсолютно ничего не забыла. Я отлично осознавала, что всё это никуда не годится, что мы не пара, где он и где я. Что, будь мы просто чужие люди, куда ни шло: встретились и разошлись на следующее утро. А нам ещё работать вместе, и как, спрашивается, это будет происходить после такого? Как я буду смотреть ему в глаза, как смогу по многу раз в день сталкиваться с ним в коридорах участка? И от
этого понимания я целовала его ещё более страстно, не позволяя остановиться, почти не давая дышать, не предоставляя ему возможности одуматься и своим привычным холодным тоном, но чуть более смущённо, чем обычно, сказать, что всё это было бы ошибкой.
Я целовала его, наплевав на последствия, на масть, на положение в обществе, на разницу в званиях. А его руки пришли в движение, гладя моё тело, обхватывая, прижимая к себе. Он постепенно, шаг за шагом, подводил меня к спальне. Я заметила манёвр, но не подала виду. Иными словами, не сопротивлялась. А, приблизившись к кровати, сама потянула назад и вниз его камзол.
Когда лишь самые концы рукавов оставались надетыми на запястьях капитана, он сам рванул их вниз, едва не разрывая обшлаг. Расстегнул заколку, и мои волосы, прежде собранные в пучок, упали на плечи. А потом он взялся и за мой камзол.
— Сними эту чёртову форму, — качая головой, выдохнул он. — Боги, если бы не эта форма, я бы уже давно…
Договаривать он не стал, но этого и не требовалось. Сказанного оказалось более чем достаточно, чтобы я с не меньшим остервенением стала помогать ему избавиться от моей верхней одежды. Потом взялась за ботфорты, и Уилфорт потратил это время на то, чтобы стянуть и отшвырнуть в сторону собственные сапоги.
Следующей на очереди шла рубашка. Я начала расстёгивать пуговицы сверху вниз, но успела разобраться лишь с двумя, когда Уилфорт остановил меня, накрыв мои руки собственной тёплой ладонью.
— Я сам, — шепнул он.
И взялся за вторую пуговицу. Я послушно опустила руки, опираясь ими о кровать.
Расстегнув пуговицу, Уилфорт прижался губами к обнажившемуся участку кожи. Я застонала, откидывая голову назад. Расстегнув следующую пуговицу, он повторил манёвр. Так продолжалось всё дальше и дальше. Горячие губы, горячее дыхание и кожа, тоже ставшая раскалённой. Я уже полулежала на кровати, приподнявшись на локтях.
Постепенно спускаясь, он добрался до белого, плотно стягивающего грудь лифа. Я полностью опустилась на кровать и прикусила губу. Но, вопреки моим ожиданиям, Уилфорт лишь поцеловал ложбинку между грудями, после чего переместился к нижней части рубашки. Вытянул её из брюк, в которые она была заправлена, и принялся расстёгивать пуговицы снизу. Поцеловал обнажившийся живот, заставив меня вздрогнуть всем телом. И продолжил с медленно, сладко убивающей неспешностью. За каждой пуговицей следовал поцелуй.