Чёрно-белая палитра
Шрифт:
Я прикусила губу, будто это обвинение непосредственно касалось меня. Впрочем, что значит 'будто'?! Оно действительно непосредственно меня касалось! Из соображений конспирации Алджернон не посвятил в свои подлинные планы ни одного человека из участка. Кто-то ему совершенно точно помогал, с кем-то он сотрудничал, взять хотя бы того светлого мага, что создал мою копию в тюремной камере. Да и вообще, не мог Алджернон полностью взять на себя одного расследование всех ниточек по делу спящих. Но, видимо, он приобщил к расследованию своих знакомых по прошлой жизни, возможно, даже специалистов из столицы. А Райан и Дик пребывали
— Они беспокоятся, — постаралась заступиться за ребят я. — Переживают за меня. Они же думают, что я действительно в камере, что мне грозит тюремный срок. Ты не увольняй их, пожалуйста! У нас не заведено бросать друг друга в беде.
Алджернон закатил глаза.
— Я их не увольняю, — сквозь зубы сообщил он, — хотя они делают всё для того, чтобы не оставить мне другого выбора! Сидели бы спокойнее. Собирали информацию, готовились к судебному разбирательству, делом бы занялись, в конце-то концов!
Если начинал он достаточно тихо, то теперь практически кричал.
— А что конкретно они сделали? — спросила я, инстинктивно пригнувшись от нехорошего предчувствия.
Судя по тому, насколько вышел из себя Алджернон, ответ будет впечатляющим. Мои ожидания оправдались.
Правда, сначала Алджи как будто немного успокоился и предложил мне перейти на
кухню.
— Перехвачу что-нибудь по ходу дела, — пояснил он. — Скоро возвращаться, а я ни черта не успел сделать.
Мы перебрались в соседнее помещение, Алджи прошёл к посудному шкафу и извлёк оттуда первую попавшуюся плоскую тарелку.
— Что они сделали? — без выражения повторил он. — Сначала ко мне заявился Лейкофф. Сказал, что протестует, что тебя арестовали несправедливо, что я как твой непосредственный начальник обязан вмешаться. И даже какое-то письменное заявление притащил. Видимо, решил, что раз я уважаю закон, значит, бумаги для меня — святое, и проигнорировать документ я не смогу.
Я легонько улыбнулась. Райан своих не бросает, это точно. А что касается бумаги, наверное, я бы тоже сделала подобный вывод о характере Уилфорта, если бы не помнила разорванную жалобу от леди Гардер в его мусорной корзине.
Поймав на себе мрачный взгляд Алджернона, поспешила убрать улыбку с лица.
— Я сообщил ему, что как непосредственный начальник ничем ему не обязан и действовать буду в соответствии с законом и решениями, принятыми в судебном порядке. Что улики, свидетельствующие о твоей невиновности, убедительны, дело передано в суд, и дальнейшее в сущности не в моей компетенции.
— А он?
— А он изобразил всем своим видом гремучую смесь из гнева, разочарования и презрения.
Я вжала голову в плечи.
— Он на самом деле не так к тебе относится, — вновь поспешила вступиться за Райана я.
— Да плевать мне, как он ко мне относится! — рявкнул Алджернон. — Если бы на этом всё закончилось, и он удалился на своё рабочее место думать и даже разглагольствовать о том, какая сволочь его начальство, это вполне бы меня устроило. Но нет, сотрудники тёмного отдела так просто не успокаиваются! Извини, — добавил он, сообразив, что последний эпитет имеет непосредственное отношение и ко мне тоже. — Ситуация сложная, почти тупиковая, а время приходится тратить совершенно не на то, на что нужно.
Он сел возле меня на мягкую скамью, которая углом огибала кухонный стол. К этому
— Что было дальше? — осторожно спросила я после того, как Алджернон всё-таки принялся за еду.
— Не прошло и двух минут, как ко мне вломился Норбоу. Именно вломился, потому что в кабинет начальства так нагло не входят. И потребовал — да — да, именно потребовал — разрешение на свидание с тобой в тюрьме. Сама понимаешь, дать ему это разрешение я бы не смог. Иллюзия иллюзией, но убедительно поддержать беседу с твоими коллегами она не сможет. Пришлось сказать, что я к этой сфере отношения не имею и помочь ничем не могу. Ложь, конечно, но в данных обстоятельствах необходимая.
— Они знали, что это неправда, — понимающе заметила я.
— Знали, — кивнул Алджернон. — Когда они сами в этом заинтересованы, выясняется, что о законах и полномочиях им известно достаточно много. Следующим ко мне заявился Лейкофф, с тем же требованием. И получил такой же ответ. С настоятельным советом заняться выполнением своих непосредственных обязанностей.
Я как будто видела это собственными глазами. Равнодушный ответ холодного, как лёд, капитана, и сверкающий яростью взор Райана. Немного неловко было и перед тем, и перед другим, хоть я и отлично осознавала, что в действительности ни в чём не виновата.
— Что было дальше? — спросила я.
Алджи уже расправился с курицей и теперь рассеянно ковырялся вилкой в тушёных овощах.
— А дальше, — продолжил он рассказывать поддельно бодрым тоном, — проходит полчаса, и мне звонят из тюремного отдела, благо, что эхофоном они теперь снабжены. И предлагают незамедлительно забрать моих подчинённых. С намёком, что ещё немного — и забрать их уже не предложат, оставят в какой-нибудь камере до судебного разбирательства. Проклиная всё на свете, спускаюсь вниз. Эти борцы за справедливость не придумали ничего умнее, как отправиться на тюремный этаж и добиться пропуска без моего разрешения. А не получив таковой, попытались прорваться к тебе силой. Сбежались все стражники, эту парочку удалось задержать, но драка вышла знатная. К моменту моего прихода туда же успел прибыть кое-кто из высшего начальства, и мне зачинщиком отдавать уже не хотели, намеревались оставить их в отдельных камерах как минимум суток на пятнадцать. И мне пришлось из кожи вон лезть, внушая всем присутствующим, что в гневе я значительно более страшен, чем непродолжительное тюремное заключение, дабы этих двух идиотов всё-таки отпустили. Хотя, что греха таить, мне было бы намного проще, если бы они ближайшие несколько дней оставались в камере и не путались под ногами.
Я благодарно положила руку ему на предплечье.
— Ты думаешь, на этом всё завершилось? — Алджернон говорил по — прежнему возмущённо, хотя мой жест немного его смягчил, и он в ответном жесте опустил собственную ладонь поверх моей. — Нет, не прошло и двадцати минут после моей гневной, но короткой тирады (работать-то мне, в отличие от некоторых следователей, нужно) о достойном и недостойном поведении стражей, как в мой кабинет снова явился Лейкофф. И положил заявление об уходе мне на стол с таким торжественным видом, будто я должен незамедлительно достать из-под стола барабан и заиграть марш.