Черное-белые дни

Егер Ольга Александровна

– Да, с этим Блайдом, я смотрю, у вас все очень странно!
– заметил Гарольд.
– А что ты сейчас будешь делать?

– Все спрашивают, - горько усмехнулась Джулия.
– Не знаю. Наверное, вернусь домой...

Мужчины смолкли.

– Идиотка!
– выдал свой вердикт стилист и не на шутку разозлился, даже лицо покрылось красными пятнами.
– Запомни мои слова! Притворяться быть сильным - великое искусство. А просто быть сильным - необходимость для каждого. Ты мне казалась сильной! А сейчас разочаровываешь меня! Неужели ты только притворялась?! Я думал, ты бойкая, сможешь добиться

всего! Ты же талантлива! Ты... ты...

Он вдруг поднялся, прекращая разговор, и двинулся к кухне, чтобы там от досады и злости либо тяпнуть еще немного коньяка, либо что-нибудь разбить. Судя по звукам, то под руку стилисту попалась фарфоровая тарелка.

Джулия чуть не расплакалась. Она подняла глаза на Гарольда. Фотограф жестом показал, что не стоит расстраиваться, мол: сама понимаешь, наш друг бывает вспыльчив!

Из соседней комнаты донесся жуткий звук. На кухне что-то падало, гремела посуда. Разбивались тарелки за тарелками, потому что Жорж, потеряв равновесие, ухватился за шкаф с посудой и повалил его на пол. Гости бросились на помощь, и обнаружили друга распластавшимся на полу. Он хватал ртом воздух, не мог пошевелиться и дергался, будто в конвульсии, хватаясь за сердце.

– Звони в скорую!
– выкрикнула Джулия, падая на колени рядом со стилистом. Ей было дико страшно. Она совершенно не понимала, что нужно делать. Поэтому просто подхватила мужчину за плечи, укладывая голову друга себе на ноги.
– Что с тобой? Чем мне помочь тебе? Продержись немного! Гарольд! Звони же!

Фотограф итак уже называл адрес, нервно поглядывая на друзей.

– Джу...
– пытался заговорить Жорж, мертвой хваткой цепляясь за рукав девушки.
– Будь... Не притворяйся...

– Я буду, буду.
– Обещала она, ощущая, как напрягается его тело.
– Потерпи немного. Сейчас приедут...

Но уже было поздно. Глаза мужчины больше ничего не видели...

– Жорж?
– робко позвала его девушка, не позволяющая себе думать о худшем.
– Жорж?

На кухне стало слишком тихо. Гарольд сжал в руке телефон.

Врачи не успели. Приехали и констатировали смерть - инфаркт.

– Он давно болел, наблюдался у врачей...
– говорил час спустя Гарольд, глядя, как накрытое тело друга выносят из дома.
– У него было уже два инфаркта. Чудом перенес. Он мало кому признавался. После второго практически перестал работать. Потом Генри выдернул его из дома и привел тебя.

– Это из-за меня!
– всхлипнула девушка, усаживаясь на грязные ступени.
– Он занервничал...

– Нет!
– хотел успокоить ее мужчина.
– Он уже неделю лежал дома. Плохо себя чувствовал. Переносил все сам, на ногах и отказывался идти в клинику. Даже меня видеть не хотел. Я буквально вламывался сегодня к нему! Джули, ты меня слышишь? Ты не виновата!

Она была парализована шоком и смотрела на свои руки, ей все казалось, что они грязные. Медсестра напоила девушку успокоительным, отчего та стала походить на зомби. Гарольд попытался приобнять свою музу, но она отшатнулась.

– Прости, - испуганно оглянулась Джулия.
– Лучше, если...

– Я понимаю, - кивнул он.

Но на самом деле никто сейчас не смог бы заглянуть в бездну ее души.

Да и не захотел бы. Даже Гарольд, называющей себя "ловцом", ничего не заметил: ни ненависти к собственной судьбе, ни смирения, ни прощания... Он думал, что все обойдется, что она сильная, какой ее считал Жорж.

Уже давно стемнело. А он лежал в палате и смотрел на людей, медсестер, бродивших по коридору. Он ждал ее. Прокручивал в голове план: сначала притворится спящим, чтобы не спугнуть девушку, потом заговорит с ней. Но Джулия появилась позже, чем обычно. И почему-то не стала переступать порог палаты. Стояла в дверях, облокотившись плечом о косяк, и смотрела на притворщика, не замечая признаков игры.

– Снова твоя смена?
– насмешливо поинтересовался Уилл, увидев девушку. Он встал напротив, и Джулия развернулась к нему лицом. Теперь Эрик мог наблюдать не таясь. Он знал, что друг сейчас заговорит с ней, и вопросы будут интересные, а ответы еще интересней!

– Привет!
– ее голос звучал слишком тихо, смешивался с хрипотцой, и больше не излучал никаких эмоций.

– Говорят, ты собралась уезжать, - завязал разговор Уилл, и Блайд напрягся.

– Да, - опустила голову она, укоренив страх в сердце музыканта своим ответом.
– Уже собрала вещи. Сара, глупая, пыталась спрятать мой паспорт. Наивно полагала, что я не найду его среди ее нижнего белья.

Горькая усмешка, от которой щемит сердце.

– Что-то произошло?
– заподозрил док, и Джулия сползла по стенке, присев на корточки. Уильям тоже опустился, чтобы видеть ее лицо.

– Сегодня, - с трудом выжала из себя девушка, запрокинул голову назад, чтобы не позволить слезам вырваться на свободу.
– Жорж умер... У меня на руках...

Блайд чуть не вскочил с кровати. Он сам не понимал, какая сила все еще удерживала его от рывка. И почему-то продолжал лежать неподвижно, следить за происходящим, будто шпион. Уилл краем глаза заметил растерянность друга, но ничего не сказал, сосредоточившись на девушке.

– Я пришла к нему... Хотела поговорить, попрощаться... Там был Гарольд. Мы пили чай. Общались. Он выругал меня за нерешительность, за то, что опустила руки. А потом. Пошел на кухню. Получилось, что мы простились навсегда.
– Она не смогла сдержать слез. Они лились без привычных в таких случаях всхлипываний. Просто катились по щекам из неморгающих глаз.
– Я во всем виновата. Все, к кому я ни прикоснусь, страдают. Сначала Сара, потом Он, - девушка кивнула в сторону палаты, - теперь Жорж. Не хочу думать о том, кто будет следующим. Если я уеду, все наладится.

– Думаешь, станет лучше?
– хотел было упрекнуть ее Уилл, но оказалось, что он не так понял.

– Им, станет лучше. Однажды мне сказали, что лучше бы я и не появлялась на этот свет... Возможно, этот кто-то был прав.
– Выдала Джулия и хотела произнести что-то еще, но внезапно в ее поле зрения попалась примечательная фигура худощавого мальчишки.
– Черт возьми!

Взвыв, девушка поднялась, выровнялась и проявила немного эмоций, скрывая измученность и усталость. Утерла слезы рукавом. Она не хотела, чтобы ребенок, сейчас бодро шествующий к ней, видел, насколько ничтожна та, кем он так восхищался раньше.