Чёрное солнце
Шрифт:
– Так вот в связи с этим мне и понадобятся ваши замечательные услуги, – сказал Широков.
– Цену я Вам уже озвучивал и у вас не возникнет никаких проблем, – напомнил Игорь и брови Анатолия задумчиво всплыли над переносицей.
– Ну что же… Меня вполне устраивает, – изрёк торговец искусством.
– Стало быть, договорились? – уточнил Игорь, на чьём запястье заворковал романтический перелив золотых часов.
– Договорились, – спасовав, ответил Анатолий улыбнувшись.
– В таком случае выпьем за это, – подхватил Игорь, наполнив заскучавшие бокалы.
– Да, да! – радостно вымолвил коллекционер
– И что особенного в этой мазне? – озадачился миллионер, пренебрежительно оглядев кичливо-разряженные образы гулящей толпы, стрекозами вьющейся у полотен.
– Живопись божественна, если только это настоящая живопись, или вы, может быть, поклонник Малевича? – с восторженно-озорной усмешкой поинтересовался Анатолий и по непроницаемому лицу Игоря проползла такая мрачность, что торговец рассмеялся.
– Я не люблю живописи, а таких сумасшедших идиотов как Малевич, вообще за людей не считаю, – с презрением и отвращением выдал Каргов, скосив глаза к окну витражами стёкол тянущемуся к выбеленной макушке потолка.
– Не зарекайтесь, драгоценный друг, истинное искусство пленяет всех и даже вы, при желании, могли бы отыскать здесь картину по душе, – с лисьей хитростью в обходительной улыбке возвестил любитель прекрасного, степенно смакуя напиток.
– Маловероятно! – наплевательски отмахнулся Каргов, холодно отстранив от себя вино.
– Ну, что же, не буду настаивать… – произнёс Анатолий и поднялся. – Это была приятная встреча, жаль, что она не может продлиться дольше, – сказал он, пожав Игорю ладонь.
– Да, дела требуют к себе внимания, – ответил делец, дружественно приняв рукопожатие и рассеяв галантные слова прощания, Широков ушёл, бросив на стол цветные бумажки денег за обед и спиртное. Одиночество, скучавшее у соседнего, пустого столика тотчас подсело к Игорю, улыбнувшись ему своей вязкой, холодной, тёмной ухмылкой. Печаль отравила мужчину, и он мрачно высыпал остатки белого нектара в свой фужер, угрюмо всматриваясь в счастливые лица галереи. Изысканный бокал утешающе коснулся губ, напоив всезнающим вином, в сладкой горечи которого, Игорь ощутил нестерпимое желание немного пройтись. Подчинясь завораживающему и неотразимому, как маниакальное помешательство, влечению, Каргов зашагал по холлу искоса рассматривая классическую череду портретов, пейзажей и натюрмортов. Но прекрасные королевы, русалки, богини, нимфы и пажи не волновали его, все они представлялись ему скучными, как прошлогодние, обветшалые открытки.
«Всё, хватит, ухожу…» – раздражённо объявил себе замученный светской швалью толстосум, заблудившись где-то в задворках галереи, где почти что не висело картин. С изжогой досады, он злобно развернулся, чтобы скорее уйти, вдруг провалившись в мёртвое, сожжённое погребальной тьмой небо и всё прочее облетело с Игоря тлелой шелухой. Словно заколотый жутким, разбойничьим ножом он оцепенел, и живописная тьма надломила в нём душу, отобрав свободу как хрупкую игрушку. Будто свирепый монстр она схватила мужчину и как в гиблое болото, он провалился в чёрную смесь скорби, сумрака и теней, чудовищами кишащих в омуте холста. Похищенный этой неописуемой мглой, Каргов очутился где-то вне мироздания беспомощен и беззащитен.
– Интересуетесь? – внезапно поинтересовался
– Кто написал это? – вопросил Каргов, сутуло собирая воедино разбитое самообладание.
– Я, – ответил неизвестный, и тогда Игорь пристальнее всмотрелся в него. Светлые иглы коротких взъерошенных волос хулигански торчали репейником, трёхдневная щетина избороздила худые щёки и гнутая черта упрямых, лукавящих губ производило впечатление прерасшабашное. А ещё, светлая рубаха с засученными по локоть рукавами, полинялые, истёртые джинсы, запах табака и сурового алкоголя крепко примешивавшиеся к незнакомцу превращали его в существо необыкновенное.
– Очень впечатляет, – проронил Каргов, взирая на художника, будто на нечто необъяснимое и немыслимое. – Игорь Каргов, – наконец сухо представился миллионер, смотря в помятое водкой лицо оригинала.
– Сердобов Маркел, – загадочно проговорил тот.
– А как называется ваше творение? – завороженно поинтересовался Игорь, в чьих глазах сновали и веяли призраки извивавшейся тьмы.
– Чёрное солнце, – вымолвил Маркел и миллионер одобрительно покачал головой.
– Я думаю это лучшая работа во всей выставке, – сказал он, гладью спины ощущая, как с траурного холста тьма незримо тянет к нему свои чёрные щупальца.
– И я того же мнения, – согласился Маркел.
– Послушайте, я хочу купить её. Сколько вы хотите за погибшее солнце? – вопросил Игорь ощущая злобно-радостное дыхание темноты за собой.
– Она не продаётся, – строптиво бросил Сердобов и уголки его красивых губ стыло опустились. Услышав совершенно неожидаемый отказ, финансовый исполин поперхнулся тяжким комком оторопи.
– Не продаётся?! Вы шутите? – преломляя губы в циничной кривизне проронил богач.
– Пошутить я люблю в полиции, когда в обезьяннике ночую, – назидательно отрезал Сердобов отвернувшись от Игоря и зашагав прочь.
– Постойте! – почти испуганно окликнул его Каргов, едва удержав руку, потянувшуюся к плечу художника. – Я даю вам тысячу долларов! – бросил он диктаторским, могущественным тоном, ожидая безропотного подчинения.
– Не стоит, – наплевательски просто отмахнулся мятежник, в полупрофиль обернувшись к смятенному толстосуму.
– Тогда две тысячи! – упрямо и властно швырнул Каргов, остановив бунтаря на полушаге.
– Заманчиво, – проронил Маркел, изощрённой иронией выказав своё презрение к предложенным деньгам.
– Цену набиваете? – проницательно и злобно догадался Игорь. – Пять! – бросил он, стиснув зубы, словно волк, готовый вцепиться своей жертве в загривок.
– Хорошая цена, аж печень заволновалась, – скупо усмехнулся Сердобов, взирая на огорошенного покупателя. – Не утруждайтесь. Мне не нужны ваши деньги, я дарю вам картину, – выпалил Маркел в лабиринтах серых глаз, скрывая искорки заплясавших сатиров и Игорь, которому ничто и никогда практически не доставалось даром в изумлении хлопнул ресницами, даже позабыв о дурманящей тьме. Потрясённый, он смотрел, теперь, на художника, будто на эльфа или другое сказочное создание, нежданно возникшее перед ним.