Черное золото
Шрифт:
Спрятал карту и направился вниз, к лагерю. Первый этап закончен — мы на месте. Теперь начинается самое сложное: превратить этот пустынный холм в начало величайшего нефтяного месторождения страны.
Ранним утром следующего дня я обходил территорию будущего лагеря. Ночной заморозок прихватил лужи тонким ледком, под ногами хрустела пожухлая трава. С вершины холма открывался отличный обзор на все четыре стороны.
В памяти всплывали карты месторождения из будущего. Здесь должен находиться один из верхних продуктивных горизонтов,
Рихтер уже размечал площадку под буровую:
— Леонид Иванович, здесь самое удачное место. Грунт плотный, можно ставить тяжелое оборудование. И от ветра прикрыто склоном.
— Согласен. А жилой городок разместим чуть в стороне, — я указал на пологий склон. — Чтобы людей не беспокоил шум от станков.
Лапин организовал бригады. Одни расчищали площадки от кустарника, другие ровняли грунт, третьи устанавливали большие армейские палатки.
— Первым делом — склад оборудования и продовольствия, — командовал он. — Потом жилые палатки. И обязательно окопать по периметру. Дожди могут зарядить.
Зорина выбрала место для медпункта на небольшом возвышении:
— Здесь поставим самую просторную палатку. Нужен деревянный настил и печку побольше. И перегородку для операционной.
— Думаете, понадобится? — спросил я.
— Уверена. На буровой всякое случается, — она критически осмотрела привезенные ящики с медикаментами. — И запасов маловато…
Островский с Кудряшовым разворачивали полевую лабораторию:
— Важнее всего установить приборы строго горизонтально, — бормотал химик, возясь с нивелиром. — Иначе все анализы будут неточными.
К полудню лагерь начал приобретать реальные очертания.
Двадцать больших палаток выстроились ровными рядами. В центре расположилась штабная палатка с радиостанцией. Чуть в стороне склады и конюшня для двух десятков лошадей, оставленных возчиками для хозяйственных нужд.
Повар Михеич уже растапливал полевую кухню:
— К вечеру горячая каша будет, товарищ начальник. И чай с сухарями.
Я наблюдал, как Кудряшов с геологической партией готовится к первому маршруту. Нужно создать видимость тщательной разведки, хотя я точно знал — первую скважину заложим именно здесь, на южном склоне.
— Александр Карлович, — позвал я Рихтера. — Как оцениваете сроки монтажа оборудования?
— При хорошей погоде за неделю управимся, — он развернул чертежи. — Я тут кое-что модернизировал в системе подачи бурового раствора. Это должно увеличить скорость проходки.
— А зимой можем бурить?
— Придется. Я уже продумал систему обогрева. Надо только успеть до морозов пройти первые сотни метров, укрепить ствол скважины.
Вдалеке послышались голоса. Это возвращалась разведочная группа Лапина, ходившая к ближайшей деревне договариваться о поставках продовольствия.
Я еще раз окинул взглядом лагерь.
Главное сейчас не спешить, все делать основательно. Впереди долгая зима, но если расчеты верны, к весне у нас будет первая нефть. А там и до главного приза, девонской нефти на глубине, уже рукой подать.
Ветер донес запах дыма от костров. Бригады заканчивали работу, готовились к ужину. Первый день на новом месте подходил к концу.
На следующее утро мы приступили к монтажу буровой. Солнце едва поднялось над горизонтом, а Рихтер уже размечал площадку, расставляя колышки с натянутыми между ними веревками.
— Фундамент должен быть идеально ровным, — объяснял он бригаде. — Малейший перекос, и вся установка пойдет вразнос.
Я наблюдал за работой, отмечая про себя, как пригодятся здесь знания из будущего. В двадцать первом веке на этом месте стояла современная буровая с компьютерным управлением. Сейчас придется обходиться механикой и смекалкой.
Лапин организовал доставку тяжелых деталей. Восемь лошадей с трудом тащили сани с главным валом буровой установки. На крутом подъеме упряжка встала.
— Давай катки подкладывай! — командовал Лапин. — И рычаги готовь!
Рабочие, упираясь плечами в рычаги, медленно продвигали многотонную конструкцию. Пот заливал лица, несмотря на холодный ветер.
Рихтер не отходил от монтажников ни на шаг:
— Осторожнее с муфтой! Это сердце всей установки. Малейшая трещина и можно выбросить.
К полудню мы начали собирать буровую вышку. Металлические фермы, привезенные в разобранном виде, приходилось состыковывать прямо на месте. Сварки не было. Все на болтах да заклепках.
— Александр Карлович, — окликнул я Рихтера. — Как оцениваете конструкцию?
— Добротная, но устаревшая, — он протер усталое лицо. — Я внес несколько усовершенствований. Вот здесь, — он показал на чертеже, — установим дополнительные растяжки. А здесь модифицированный привод лебедки.
Внезапно со стороны лаборатории донесся возглущенный возглас Островского:
— Все насмарку! Основной ареометр разбит. И хроматограф показывает чушь!
Приборы действительно пострадали при перевозке. Тряска по ухабам не прошла даром. Зорина, осматривавшая походную аптеку, тоже обнаружила несколько разбитых склянок с лекарствами.
— Придется калибровать заново, — вздохнул Островский. — Благо, эталонные образцы уцелели.
К вечеру вышка поднялась на положенные тридцать метров. Рихтер лично проверял каждое соединение, простукивал молотком каждую заклепку.
— Завтра начнем монтировать паровой привод, — сказал он. — И надо решать вопрос с охраной. Оборудование дорогое, а место глухое.
Я уже продумал этот момент. Мы уже с Глушковым еще перед отъездом разработали рекомендации по организации охраны. Поэтому я дал ему указания: