Черное золото
Шрифт:
Состав пришлось остановить. На платформе с котлом разворачивалась драматическая картина. Из пробоины хлестал пар, металл угрожающе гудел.
— Всем в стороны! — крикнул Рихтер. — Может разорвать в любой момент!
Старый инженер, несмотря на опасность, уже осматривал поврежденный узел:
— Металл устал от перепадов температуры. Заплатка держалась на честном слове…
— Что делать будем? — спросил я. — Без отопления все оборудование замерзнет.
Островский неожиданно
— Александр Карлович! А если использовать тот состав, который я разработал для герметизации буровых труб?
Рихтер задумался:
— Состав на основе эпоксидной смолы? При таком морозе он может не схватиться.
— У меня есть экспериментальный катализатор! — Островский уже рылся в своих запасах. — С ним смола застывает даже при минус тридцати!
Началась лихорадочная работа. Пока механики снижали давление в котле, Островский готовил свою смесь. Рихтер руководил ремонтом, его указания были точны и лаконичны:
— Тщательнее зачищайте металл! Наносите состав ровным слоем! И держите температуру вокруг места ремонта!
Для поддержания нужной температуры пришлось соорудить временное укрытие с паяльными лампами. Работали в две смены. Пока одни грелись в теплушке, другие колдовали над котлом.
Через три часа мы закончили ремонт. Рихтер лично проверял каждый сантиметр нового соединения:
— Давайте пробное давление. Медленно, четверть от рабочего…
Все затаили дыхание. Котел начал гудеть, набирая давление. Новая заплатка, отливающая зеленоватым цветом, держалась.
— Похоже, сработало, — выдохнул Островский. — Теперь нужно выждать час, пока состав наберет полную прочность.
Этот час показался вечностью. Наконец Рихтер дал добро на возобновление движения. Котел работал нормально, но я видел, как напряженно вглядывается старый инженер в показания манометров.
После успешного ремонта котла экспедиция продолжила путь. День клонился к вечеру. Я сидел в купе, просматривая последние телеграммы о продовольственном составе, когда в дверь постучал Рихтер:
— Леонид Иванович, котел работает стабильно. Состав Островского держится отлично.
— Сколько до Арзамаса?
— Часа три пути, если погода не ухудшится.
Но удача снова отвернулась от нас. Ветер, ненадолго стихший, задул с новой силой. Видимость упала почти до нуля. Снежная круговерть залепила окна вагонов.
Внезапно паровоз дал серию тревожных гудков. Состав начал заметно ускоряться. Я выглянул в окно. Мы шли под уклон, впереди начинался крутой спуск к Арзамасу.
В купе влетел встревоженный помощник машиниста:
— Беда! Тормозные колодки обледенели! Состав не держит!
Рихтер
— При такой скорости на повороте может снести… Особенно платформы с оборудованием!
Скорость продолжала расти. Вагоны раскачивало все сильнее. С платформ доносился тревожный скрип металла. Крепления буровых станков испытывали чудовищные нагрузки.
Машинист, пожилой железнодорожник с тридцатилетним стажем, делал все возможное. Он умело маневрировал, пытаясь сбросить скорость на прямых участках.
— Песок! Сыпьте больше песка! — кричал он помощнику.
Но песок, который обычно помогает улучшить сцепление колес с рельсами, сейчас почти не действовал. Его сразу сдувало штормовым ветром.
На одном из поворотов вагоны накренились так сильно, что я услышал, как по составу пронесся испуганный крик. Груз на платформах опасно сместился.
Только виртуозное мастерство машиниста спасло положение. Он сумел поймать момент, когда ветер чуть стих, и начал понемногу выравнивать состав.
До Арзамаса оставались считанные километры. Вдали уже виднелись огни станции, но это был самый опасный участок. Спуск становился все круче.
Машинист продолжал бороться с непослушным составом. Его руки, покрытые угольной пылью, крепко сжимали рычаги управления. Каждое движение точно выверено многолетним опытом.
Наконец скорость начала падать. Состав, все еще раскачиваясь, втягивался на станционные пути. Последний поворот, и мы благополучно остановились у перрона.
Машинист вытер пот со лба:
— Чуть до греха не дошло… Такого спуска у меня еще не было.
Я пожал его натруженную руку:
— Спасибо, товарищ. Настоящее мастерство показали.
Но времени на долгие разговоры не было. Нужно срочно проверять крепления оборудования и готовиться к последнему броску до места назначения.
Арзамасский вокзал встретил нас тусклыми огнями керосиновых фонарей. После опасного спуска состав замер у перрона, окутанный клубами пара. Снежная буря продолжала бушевать, но здесь, в затишье станционных построек, ее сила ощущалась не так яростно.
Начальник станции, высокий человек в железнодорожной шинели, уже спешил к нам:
— Видели ваш спуск. Думали, не удержитесь на повороте.
— Машинист справился, — ответил я. — Теперь нужно осмотреть состав. И еще, нас должен догнать продовольственный эшелон.
— Да, получили телеграмму. Будет через четыре часа. Пути расчистили.
Рихтер уже руководил осмотром. При свете фонарей обнаружились серьезные повреждения — лопнувшие крепления на платформах, погнутые растяжки, трещины в обшивке вагонов.