Черное золото

Тыналин Алим

— Проверить груз! — скомандовал я, как только мы остановились на подходе к Казани.

К счастью, все обошлось благополучно. Только один трос лопнул на последней платформе, но запасные крепления выдержали.

Впереди показались пригороды Казани. Старинные минареты мечетей перемежались с заводскими трубами, на путях суетились маневровые паровозы. Город встречал нас промозглым осенним вечером.

— Большая техническая остановка, — сказал я Рихтеру. — Проверяем все до последнего болта.

В Казани нам

предстояло пробыть сутки. Последняя передышка перед финальным броском к месту будущего месторождения.

Казанский вокзал встретил нас деловой суетой. Маневровые паровозы растаскивали составы, грузчики катили тележки с товаром, из громкоговорителя неслись объявления на русском и татарском языках.

Не успел наш состав остановиться, как дежурный по станции протянул мне пачку телеграмм:

— Вас ждали, товарищ Краснов. Вот, накопилось за три дня.

В станционной конторе, под мерное тиканье стенных часов, я просматривал московские новости. Орджоникидзе утвердил дополнительное финансирование. Бауман интересовался сроками. Величковский сообщал об успешных испытаниях нового катализатора.

За окном Рихтер командовал ремонтными работами. Казанские мастера помогали перебирать ходовую часть паровоза, меняли износившиеся детали на платформах.

— Леонид Иванович! — в дверь заглянул Лапин. — Там Глушков приехал, с московским поездом.

Николай Петрович Глушков, мой старый знакомый и по совместительству коллега Мышкина, выглядел усталым после дороги, но глаза блестели:

— Новости есть, важные. Только узнал с заседания коллегии.

Он достал из потертого портфеля бумаги:

— Ваш проект одобрили. Полное обеспечение, режим особой секретности. Но и требования соответствующие. Через месяц минимум нужны первые результаты.

— Успеем, — кивнул я. — Что еще?

— А еще… — Глушков понизил голос. — За вами следят. Студенцов своих людей подключил. Будьте осторожны.

В дверь постучали. На пороге появилась молодая женщина в военной форме:

— Товарищ Краснов? Военврач третьего ранга Зорина. Направлена в вашу экспедицию приказом санитарного управления.

Я с удивлением разглядывал нового врача. Тонкое интеллигентное лицо, короткая стрижка, внимательные серые глаза. Совсем молодая, но держится уверенно.

— Мария Сергеевна, — представилась она. — Два года работала в геологических партиях. Опыт полевой медицины имеется.

— Располагайтесь в штабном вагоне, — кивнул я. — Завтра утром отправляемся.

Глушков проводил ее задумчивым взглядом:

— Толковый врач. И характер есть. В прошлом году целую геологическую партию от тифа спасла.

Остаток дня прошел в хлопотах. Я встречался с местным начальством, получал последние метеосводки, проверял готовность состава. Рихтер доложил, что все системы в порядке:

— Можем выходить хоть сейчас. Паровоз

перебрали, платформы укрепили.

Вечером в штабном вагоне собрался весь командный состав экспедиции. Над картами склонились Рихтер, Лапин, Кудряшов. Островский раскладывал какие-то схемы. Зорина изучала список медикаментов. Глушков в углу пыхтел папиросой.

— До места около трехсот верст, — я обвел карандашом конечную точку маршрута. — Самый сложный участок. Дорога неважная, места глухие.

— Справимся, — уверенно произнес Лапин. — Не такое проходили.

За окном догорал осенний день. В сумерках по путям сновали станционные рабочие, перекликались маневровые паровозы. Завтра нам предстоял финальный бросок к месту, где, я точно знал, нас ждало большое открытие.

Утро началось с обхода состава. Я проверял каждую мелочь, от крепления станков до запасов продовольствия. В голове крутились слова Глушкова о слежке. Нельзя допустить ни единой ошибки.

У вагона-лаборатории столкнулся с Зориной. Она как раз осматривала помещение, выделенное под медпункт.

— Тесновато, — заметила она сухо. — И освещение никуда не годится. Как тут операцию делать в случае чего?

— А вы собираетесь оперировать в пути? — я невольно усмехнулся.

Она вскинула на меня серые глаза, в которых мелькнуло что-то похожее на возмущение:

— Не вижу ничего смешного, товарищ начальник. На буровой всякое случается. Вот в прошлом году в Уренгойской партии…

— Хорошо-хорошо, — прервал я ее. — Что нужно, распорядимся.

— Для начала нужны дополнительные лампы. И перегородку здесь установить. Это вам не шутки — человеческие жизни.

Спорить я не стал. Через полчаса рабочие уже устанавливали перегородку, а электрик монтировал освещение. Краем глаза я заметил, как Зорина придирчиво проверяет каждую мелочь.

К полудню она уже принимала первых пациентов. Один из кочегаров обжег руку, два монтажника простудились.

— Вот потому и нужен нормальный медпункт, — бросила она, проходя мимо меня с перевязочным материалом.

Рихтер, наблюдавший эту сцену, хмыкнул:

— Характер. Но такой врач нам и требуется. В поле сентиментальные не выживают.

Я промолчал. Что-то в этой женщине неуловимо нравилось. Искренняя прямота, бескомпромиссность… Но додумать мысль не успел, пришло время отправляться.

Паровоз дал прощальный гудок. Казань медленно уплывала назад. Исчезли купола церквей, минареты мечетей, заводские трубы. Впереди лежал последний участок пути.

— Как там метеосводка? — спросил я у Кудряшова.

— Обещают дожди. Но без заморозков, и то хорошо.

В этот момент в коридоре вагона снова появилась Зорина:

— Товарищ Краснов, распорядитесь выдать рабочим теплое белье. С таким климатом половина бригады сляжет с простудой.