Черное золото
Шрифт:
— До Алатыря, — ответил я, спрыгивая на насыпь.
— Тогда слушайте внимательно. За Большим оврагом пути местами забиты мокрой листвой, скользко там. А еще волки в этом году лютые, стаями ходят. Вчера на делянке двух лошадей задрали.
Рихтер поморщился:
— С листвой понятно, прометем. А вот насчет волков… У нас открытые платформы с оборудованием.
— До Алатыря засветло дойдете? — спросил лесоруб.
— Должны успеть, — кивнул я. — Часа четыре ходу осталось.
— Ну и правильно. В городе
Поблагодарив за предупреждение, мы двинулись дальше. Лапин организовал бригаду для расчистки путей. На крутых поворотах рабочие сбрасывали с рельсов мокрую листву.
К вечеру вдали показались дымки Алатыря. Последний подъем дался особенно тяжело.
Паровоз дважды останавливался, не в силах преодолеть скользкий участок. Пришлось подсыпать песок под колеса, вручную расчищать пути.
Но мы справились. Когда состав наконец втянулся на станционные пути Алатыря, за окнами уже сгущались сумерки.
Где-то вдалеке, в темнеющем лесу, тоскливо завыл волк. Я невольно порадовался, что мы успели добраться до города засветло.
На станции Алатырь нас встретил сырой и хмурый вечер. Тусклые фонари освещали пустынный перрон, ветер гонял опавшие листья между путями.
— Придется заночевать здесь, — сказал я Рихтеру. — Проверьте еще раз все крепления.
Начальник станции, молодой, но уже поседевший Трофимов, выделил нам два запасных пути:
— Охрану усилю. После того случая с бандитами на прошлой неделе мы настороже.
Всю ночь вокруг состава ходили усиленные патрули. Двое станционных охранников и наши рабочие. Я несколько раз просыпался от их мерных шагов под окнами вагона.
Утром, едва рассвело, мы двинулись дальше. За Алатырем начинались чувашские земли. Холмистые поля, перелески, аккуратные деревеньки с резными наличниками. На переездах собирались местные жители, с любопытством разглядывая наш необычный состав.
На одном из полустанков возникла неожиданная проблема. Толпа крестьян преградила путь, размахивая вилами:
— Не пустим! Земли портите! Скотина пугается от ваших машин!
Пришлось остановиться. Я вышел к людям:
— Товарищи, мы геологическую экспедицию везем. Нефть будем искать. Для страны стараемся.
— Какая нефть? — выкрикнул кто-то. — У нас тут отродясь никакой нефти не было!
Ситуацию неожиданно спас местный учитель, Петр Яковлевич Хузангай. Он быстро перевел мои объяснения на чувашский, добавив от себя несколько веских аргументов. Толпа начала расходиться.
Но только мы тронулись дальше, как новая беда. В паровозе кончилась вода. Ближайшая водокачка, по словам машиниста, находилась в двадцати километрах.
— Без воды не дойдем, — мрачно констатировал он, разглядывая почти пустой тендер.
И тут снова помогли местные жители. Тот же учитель организовал крестьян из ближайшей деревни.
— Только привезите нам потом книги про нефть, — попросил Хузангай. — Детям в школе рассказывать буду.
Я записал его адрес, твердо решив выполнить просьбу. Такая бескорыстная помощь дорогого стоила.
К вечеру на горизонте показался Канаш, крупный железнодорожный узел. Там нам предстояла серьезная техническая остановка перед рывком к Казани.
Паровоз дал протяжный гудок, возвещая о прибытии. В голове проносились события дня. Утренняя стычка с крестьянами, проблемы с водой, неожиданная помощь местных жителей. Я понимал: без поддержки простых людей наша экспедиция вряд ли доберется до цели.
После короткой остановки в Канаше наш состав двинулся к Волге. Пейзаж за окном постепенно менялся. Появились широкие поля, холмы становились все положе. Воздух наполнился речной свежестью.
— Волгу чувствуете? — Рихтер заглянул в мое купе. — До моста часа полтора ходу.
Я кивнул, разглядывая схему моста. Романовский мост через Волгу, построенный еще до революции, считался одним из самых сложных участков на нашем пути. Две с половиной версты над водой, да еще при сильном осеннем ветре.
Внезапно в купе постучался встревоженный Лапин:
— Беда, Леонид Иванович! На последней платформе брезент рвется. Ветер с реки такой, что крепления не выдерживают.
Пришлось остановить состав. Под порывами волжского ветра мы карабкались по платформам, наспех закрепляя сорванный брезент. Рихтер командовал работой:
— Двойную страховку на углы! И веревки крест-накрест!
Вдали уже виднелись ажурные фермы моста. Темно-серая лента Волги уходила к горизонту. На берегу суетились путевые обходчики, проверяя состояние рельсов.
— Как там на мосту? — крикнул я старшему обходчику.
— Ветер сильный, товарищ начальник! Идти можно, но медленно. И чтоб вагоны не раскачивало!
Паровоз дал протяжный гудок, извещая о начале переправы. Состав медленно пополз на мост. Под нами бурлила свинцовая октябрьская Волга. Ветер усилился, швыряя в лицо холодные брызги.
На середине моста случилось то, чего я опасался больше всего. Сильный порыв ветра ударил в борт состава. Вагоны качнуло. С платформ донесся тревожный скрип металла.
— Держите скорость! — крикнул я в переговорную трубу машинисту. — Главное не останавливаться!
Рихтер, вцепившись в поручни, пробирался вдоль состава, проверяя крепления. Его седые волосы развевались на ветру, лицо запотело от влаги, но движения оставались четкими и уверенными.
Мост, казалось, тянулся бесконечно. Каждая минута превращалась в вечность. Но вот наконец показался противоположный берег. Еще немного, и состав втянулся на твердую землю.