Черное золото
Шрифт:
Я знал, что настоящие сокровища лежат гораздо глубже, на отметке более полутора тысяч метров. Но пока об этом молчал.
Островский настраивал приборы в полевой лаборатории. Через брезентовые стенки палатки доносилось его недовольное бормотание:
— Ареометр опять барахлит… И термометр после тряски придется калибровать заново…
Глушков организовал усиленную охрану. По периметру площадки расхаживали часовые с винтовками, а конный патруль регулярно объезжал окрестности.
— Банды в последнее время активизировались, —
Солнце медленно поднималось над горизонтом, окрашивая морозное небо в розовые тона. Бригада заканчивала последние приготовления. Рихтер в который раз проверял главный привод.
— Можно начинать, Леонид Иванович, — он вытер вспотевший лоб. — Все системы готовы.
Я окинул взглядом площадку. Тридцатиметровая буровая вышка четко вырисовывалась на фоне светлеющего неба. Возле нее суетились люди, похожие на муравьев. Где-то в глубине под нашими ногами залегали пласты девонской нефти. Оставалось только добраться до них.
— Хорошо, Александр Карлович. Давайте команду запускать паровой котел.
Пока рабочие суетились, я с еле заметной улыбкой вспомнил, как мы выбирали это место.
Накануне вечером Кудряшов разложил на столе геологические карты:
— По всем признакам, Леонид Иванович, надо бурить вот здесь, на северном склоне, — его палец указал точку на карте. — Там выходы битуминозных пород…
Рихтер склонился над картой, поблескивая стеклами пенсне:
— Согласен. И с точки зрения установки оборудования там удобнее. Грунт тверже.
Я внимательно разглядывал карту, делая вид, что оцениваю предложение. На самом деле я точно знал, что на северном склоне бурение будет пустой тратой времени. Нужно как-то направить их внимание на южный склон, где располагался основной купол будущего месторождения.
— А что если посмотреть вот здесь? — как бы между прочим указал я точку на южном склоне. — Рельеф местности напоминает бакинские структуры.
Кудряшов недоверчиво хмыкнул:
— Там почвы рыхлые, возни больше…
— Зато, — я сделал паузу, — посмотрите на эти трещины в коренных породах. Очень похоже на те разломы, что описывал Губкин в своих работах.
Это сработало. Упоминание Губкина, главного авторитета в нефтяной геологии, заставило Кудряшова задуматься. Он снова склонился над картой:
— А ведь верно… И если прикинуть общую структуру…
— К тому же, — добавил я, — там мы не помешаем местным жителям. Помните уговор насчет пастбищ?
Рихтер пожал плечами:
— С технической точки зрения место не хуже других. Придется только укрепить фундамент.
Так, осторожно подталкивая специалистов в нужном направлении, я добился своего. Место для первой скважины выбрали именно там, где я знал — путь к нефти будет короче. И никто даже не заподозрил, что решение было предопределено.
Сейчас прозвучал протяжный гудок парового котла.
— Десять атмосфер… Двенадцать… — бормотал он, не отрывая взгляда от прибора. — Пятнадцать — рабочее давление!
Огромный маховик начал вращаться, приводя в движение всю буровую систему. Лебедка натянула стальной трос, первое долото медленно поползло вниз.
Лапин командовал бригадой:
— Петров, следи за оборотами! Сорокин, тормоз придерживай плавно!
Над площадкой разносился лязг металла и шипение пара. Бур вгрызался в промерзшую землю, выбрасывая первые комья глины.
— Готовьте буровой раствор! — крикнул Рихтер.
Но тут возникла первая проблема. Раствор, замешанный по стандартному рецепту, оказался слишком густым.
— Что за черт? — Островский склонился над пробой. — Вязкость намного выше расчетной.
Он быстро достал из планшета потрепанную записную книжку Ипатьева:
— Так и есть! При такой температуре глина ведет себя иначе. Нужно срочно менять состав.
Пришлось остановить бурение. Островский колдовал над растворами, добавляя какие-то реагенты. Его руки, покрасневшие от холода, быстро смешивали компоненты.
— Александр Карлович! — позвал он Рихтера. — Взгляните на новый состав.
Старый инженер внимательно изучил пробу:
— Годится. Теперь должно пойти.
Бурение возобновилось. Я следил за работой бригады. Каждый знал свое дело. Петров и Ахметзянов ловко управлялись с лебедкой, Сорокин умело регулировал тормоз, не давая буру уходить слишком быстро.
— Пять метров прошли! — доложил Никифоров, записывая показания в буровой журнал.
Кудряшов внимательно изучал первые образцы породы:
— Пока все как ожидалось. Суглинки, глина… Но вот эти включения… — он задумчиво разглядывал какие-то темные прожилки.
К вечеру мы прошли первые пятнадцать метров. Для начала неплохо.
— Меняем долото! — скомандовал Рихтер. — И проверьте муфты на буровых трубах!
Начиналась пересменка. Бригада Петрова уступала место ночной смене. Уставшие люди растирали замерзшие руки, грелись у полевой кухни.
Зорина раздавала горячий чай с какими-то травами:
— Пейте, от простуды помогает. И обязательно переоденьтесь в сухое.
Я поднялся на буровую площадку. Вечерело. Степной ветер усиливался, пронизывая насквозь.
Рихтер не уходил с площадки:
— Останусь проконтролировать ночную смену, — сказал он. — Что-то не нравится мне вибрация на валу. Надо последить.
В свете керосиновых фонарей буровая вышка отбрасывала причудливые тени. Ночная смена заступила на вахту.
Я отправился дальше. Не успел дойти до своего шатра, как меня перехватила Зорина и потащила поужинать. Но я не успел насладиться трапезой.