Черное золото

Тыналин Алим

Я стоял в тамбуре, глядя как тают вдали станционные огни. Ветер усиливался с каждой минутой, забрасывая в лицо ледяную крупу. Впереди едва различались платформы с оборудованием, укрытым промасленным брезентом.

В вагон вошел Рихтер, стряхивая с плаща капли воды:

— Температура падает, Леонид Иванович. Скоро начнется обледенение.

Словно в подтверждение его слов, ветер швырнул в окна новый заряд колючей снежной крупы. На стеклах начала появляться тонкая изморозь.

Надо же, сейчас осень, но уже идет снег.

Я

взглянул на часы. Половина одиннадцатого. До Арзамаса больше ста верст по одноколейке. В такую погоду путь может занять всю ночь.

Состав начал заметно замедляться. Колеса с трудом цеплялись за обледеневшие рельсы. Из паровоза доносились тревожные гудки. Машинист предупреждал о сложной обстановке.

В тамбур заглянул озябший Кудряшов:

— В лаборатории приборы не выдерживают тряски. Пришлось все дополнительно крепить.

— Как там ваши ареометры? — спросил я.

— Островский укутал их, как младенцев. Но от этой болтанки толку мало.

Снаружи раздался протяжный гудок. Навстречу шел товарный состав, его фонари прорезали снежную круговерть. Машинист отчаянно сигналил.

— Впереди сложный участок! — донесся крик сквозь вой ветра. — Путь обледенел!

Наш паровоз сбавил ход почти до пешего шага. Теперь состав буквально ползал по рельсам. Вагоны раскачивало порывами штормового ветра.

В купе вернулся Рихтер:

— На платформах все покрывается льдом. Брезент смерзается, крепления теряют эластичность.

— Как там заплатка на котле?

— Пока держится. Но я отправил людей подстраховать все узлы. В такой мороз металл становится хрупким.

За окном мелькнул огонек путевой будки. Обходчик размахивал фонарем, подавая тревожные сигналы. В его свете стало видно, как рельсы покрываются ледяной коркой.

Лапин высунулся из соседнего купе:

— Ребята замерзают в теплушках. Печки едва справляются.

— Пусть держатся, — ответил я. — До рассвета нельзя останавливаться.

Новый порыв ветра с такой силой ударил в борт вагона, что тот заметно накренился. С платформ донесся тревожный скрип металла. Мороз делал свое дело.

Я взглянул на термометр за окном. Столбик опустился до минус пятнадцати. А ведь еще вечером было около нуля. Такого резкого похолодания никто не ожидал.

Состав продолжал медленно ползти вперед. Каждый метр пути давался с трудом.

Впереди расстилалась черная пустота ночи, прорезаемая белыми зарядами снега. Нас ждали долгие часы борьбы со стихией.

Ночь прошла в непрерывной борьбе со стихией. Каждый километр давался с огромным трудом.

Состав то останавливался из-за обледенения путей, то едва полз против штормового ветра. Никто в ту ночь не сомкнул глаз. Механики постоянно проверяли оборудование, кочегары без устали работали лопатами, поддерживая давление в паровозном котле.

Рассвет наступил внезапно. Серая мгла на востоке начала светлеть, открывая унылый заснеженный пейзаж.

Ветер

немного стих, но мороз усилился. Термометр показывал минус восемнадцать.

Я стоял у окна, рассматривая заиндевевшие платформы, когда в купе ворвался запыхавшийся помощник Рихтера:

— Леонид Иванович! Беда! На третьей платформе силовой кабель лопнул!

Через минуту мы уже спешили вдоль состава. Ноги скользили по обледеневшим мосткам. Рихтер, несмотря на возраст, двигался впереди всех, прижимая к груди ящик с инструментами.

Картина на платформе оказалась удручающей. Силовой кабель, питающий систему обогрева бурового оборудования, лопнул от мороза. Его концы, покрытые ледяной коркой, свисали над путями.

— Без питания все замерзнет намертво, — пробормотал Рихтер, ощупывая разрыв. — Надо срочно восстанавливать.

Закипела работа. Монтажники, закутанные в тулупы, пытались зачистить концы кабеля. Ветер швырял в лица колючий снег, железо обжигало даже сквозь рукавицы.

— Осторожнее! — крикнул Рихтер, когда один из рабочих поскользнулся. — При такой температуре изоляция хрупкая как стекло!

Из теплушки подтянулись еще люди. Кто-то притащил паяльную лампу, но ветер задувал пламя. Пришлось соорудить временное укрытие из брезента.

— Давай сюда соединительную муфту! — командовал Рихтер. — Нет, не эту, бакелитовую! При таком морозе только она выдержит!

Работа шла медленно. От холода немели пальцы, инструменты выскальзывали из рук. Среди рабочих росло недовольство:

— Так всю дорогу придется чинить! — ворчал пожилой монтажник. — До места не дотянем…

— Меньше разговоров! — оборвал его Лапин. — Давай паяльную лампу ближе!

Рихтер работал как одержимый. Его руки, покрасневшие от мороза, точными движениями соединяли провода. Он то и дело протирал запотевшие очки, не прерывая работы.

— Подавайте напряжение! — скомандовал он через полчаса. — Медленно, по чуть-чуть…

Все затаили дыхание. Муфта загудела, нагреваясь. По кабелю пошел ток.

— Держит! — выдохнул Рихтер, вытирая заиндевевший лоб. — Теперь нужно дополнительную изоляцию.

Недовольное ворчание рабочих становилось все громче:

— А говорили — до зимы успеем… Теперь вот железки морозим…

— Кто там умничает? — громыхнул голос Лапина. — А ну за работу!

Я видел, как растет напряжение в бригаде. Холод, усталость, постоянные поломки, все это действовало на людей угнетающе. Надо что-то предпринимать.

— После ремонта всем по сто граммов! — объявил я. — И дополнительный паек!

Настроение немного улучшилось, работа пошла живее. Через час мы восстановили и надежно изолировали кабель. Система обогрева заработала, спасая оборудование от промерзания.

— Должно выдержать, — устало произнес Рихтер, складывая инструменты. — Но надо проверять каждый час. При такой температуре возможны новые разрывы.