Черное золото

Тыналин Алим

Следующее утро выдалось ясным и морозным. Солнце, поднимаясь над заснеженной степью, окрасило верхушку буровой вышки в розовый цвет. Пар от установки очистки поднимался ровными белыми столбами. Система работала как часы.

Члены комиссии собрались в лаборатории. Островский, несмотря на бессонную ночь, энергично демонстрировал результаты анализов:

— Обратите внимание на фракционный состав, — он поднял пробирку с очищенной нефтью. — После обработки содержание серы снизилось до приемлемого уровня,

а легкие фракции и вовсе нейтрализованы.

— Покажите цифры, — прервал Джафаров, но в его голосе уже не слышалось прежнего скептицизма.

Малахов склонился над таблицами.

— А качество очистки стабильное? — поинтересовался Курбатов, стоявший рядом. — После ночной аварии параметры не изменились?

— Проверьте сами, — Островский протянул свежие пробы. — Отбор делали час назад.

Пока химики колдовали над анализами, я развернул на столе уточненный план развития промысла:

— Вот здесь планируем построить постоянное нефтехранилище. Тут — расширить установку очистки. А по этой линии пойдет узкоколейка до станции.

Студеницкий быстро набрасывал цифры в блокноте:

— А рабочая сила? Жилье? Снабжение?

— Под строительство поселка уже отвели участок, — я показал на карте. — К весне начнем возводить бараки. Из окрестных деревень люди сами просятся на работу.

— Хм… — Джафаров придирчиво изучал схему. — А не слишком оптимистично? Такие объемы добычи в здешних условиях так быстро не освоить.

— Не слишком, — твердо ответил я. — Месторождение того стоит.

Курбатов поднял голову от документов:

— Что ж, товарищи, картина ясная. Будем рекомендовать включить промысел в план первоочередного освоения. С соответствующим финансированием и материальным обеспечением.

— При условии строгого контроля за технической безопасностью, — добавил Бессонов. — Особенно учитывая специфику нефти.

— Разумеется, — согласился я. — Мы сами заинтересованы в надежной работе.

— А образцы нефти мы все-таки возьмем, — Малахов многозначительно посмотрел на Изварова. — Для углубленного исследования.

Я понимал, что военных инженеров интересуют оборонные перспективы нашей высокосернистой нефти. Что ж, пусть изучают.

К полудню комиссия собралась в обратный путь. Санный поезд уже ждал у ворот промысла.

— Не ожидал, честно говоря, — признался Джафаров, застегивая тулуп. — Думал, тут так… полукустарная добыча. А у вас серьезное дело налаживается.

— Будем рекомендовать расширение работ, — поддержал Курбатов. — С выходом на промышленные объемы добычи.

Бессонов молча откозырял, но в его взгляде я прочел одобрение.

Когда сани тронулись в путь, Рихтер, провожая гостей, негромко сказал:

— А ведь поверили. Даже этот бакинский скептик.

— Поверили, — кивнул я. — Только посмотрим,

что теперь в Москве скажут. Там все могут перевернуть с ног на голову.

Впереди ждала большая работа. Но первый серьезный барьер мы преодолели. Промысел получил официальное признание.

* * *

Я проводил взглядом санный обоз с членами комиссии, скрывшийся за поворотом лесной дороги. На промысле возобновилась обычная работа. Морозный воздух звенел от металлического лязга инструментов и глухих ударов паровых механизмов.

В лабораторию неожиданно вбежал молодой геолог Никитин, раскрасневшийся от мороза:

— Леонид Иванович! Михаил Петрович просит срочно подойти! Там странное с давлением творится…

В лаборатории Кудряшов склонился над свежими записями из журнала измерений. Его обычно спокойное лицо выражало тревогу.

— Взгляните, — он протянул мне графики. — За последний час давление подскочило еще на пятьдесят атмосфер. Такого роста мы никогда не наблюдали.

Я быстро просмотрел цифры. Действительно, картина складывалась тревожная.

— Рихтера сюда, — распорядился я. — И образцы пород с последнего замера давайте посмотрим.

Никитин торопливо выложил на стол керн, только что поднятый с новой глубины. В свете керосиновой лампы порода странно поблескивала.

Появился Рихтер, на ходу протирая запотевшие очки:

— Что у нас, Леонид Иванович?

— Александр Карлович, боюсь, у нас проблема с давлением. Оно растет слишком быстро.

Кудряшов развернул новый график:

— Смотрите на эти пики. Обычное оборудование может не выдержать. А судя по структуре пород, давление продолжит расти.

В лаборатории повисла напряженная тишина. Слышно было только потрескивание фитиля в лампе да глухие удары парового молота с буровой.

— Надо срочно укреплять противовыбросовое оборудование, — задумчиво произнес Рихтер. — И усиливать контроль за всеми скважинами.

Я развернул на столе карту геологических разрезов:

— Согласен. Михаил Петрович, организуйте дополнительные замеры по всему участку. Нам нужна полная картина распределения давления.

Кудряшов раскладывал планшеты для новой серии измерений:

— Отправлю людей прямо сейчас. Хотя как им работать в такой мороз?

— Мороз подождет, — отрезал я. — А вот взрыв на скважине ждать не станет.

Я склонился над графиками, вчитываясь в цифры. Ситуация складывалась действительно опасная. При первом фонтане, вышедшей недавно, давление хоть и достигло четырехсот атмосфер, но держалось стабильно. А сейчас оно росло непрерывно, как зловещий предвестник подземной катастрофы.

— Михаил Петрович, — обратился я к Кудряшову. — Объясните разницу с прошлым выбросом.