Чернолунье 2. Воровка сердец
Шрифт:
От этого Даймонд начинал злиться. Его лицо искажалось в уродливой звериной гримасе, полной ненависти и злобы. Вены вокруг глаз темнели, и тьма эта начинала бурлить по всему телу.
– Это ты виновата! – страшным, незнакомым голосом кричал он. – ИЗ-ЗА ТЕБЯ Я УМЕР!
Лилит просыпалась, тяжело дыша, и дрожала от страха всем телом. Ей приходилось вскакивать с постели и мчаться наружу, отгоняя последние остатки сна. Морской ветер, влажный воздух и прохлада успокаивали измученную душу.
Так прошло
У Лилит совсем не было сил, под большими глазами пролегли тёмные круги. И на сушу девчонка ступала всё реже.
Климент и Зен начали что-то подозревать, но молчали, как и матросы, бросавшие на Лилит сочувственные взгляды. Наверняка, они думали, что у неё морская болезнь или что-то другое, связанное с непривычкой к морским путешествиям.
Но Лилит никогда не страдала ничем подобным. Даже серьёзно не болела ни разу. Возможно, Сурты вообще не способны болеть дольше дня.
Когда Лилит в очередной раз вышла ночью на палубу, убитая кошмарным сном, вдруг столкнулась с Климентом.
Мужчина равнодушно взирал на жёлтые огни, очередного приближающегося города на горизонте, и… курил?
Он стоял, облокотившись на перила, весь такой высокий, широкоплечий, но стройный и напряжённый как жгут. Чёрный сюртук с золотой оторочкой сидел на его спине идеально (наверняка всем «теням» одежду шьют на заказ), и Лилит почувствовала себя нищенкой. Кроме бордового фрака, что купил ей Дай, у неё не было добротной одежды.
Да и сейчас она была одета в длинную ночную рубашку с глупыми рюшами и кружевами на рукавах, воротничке и подоле, которую приобрёл ей в портовом городе Климент и заставил носить, пригрозив, что вышвырнет Лилит с корабля. Он объяснял такое требование тем, что девушки в платьях нравятся ему больше. Хотя он даже ни разу не взглянул на неё в этой нелепой рубашонке! Она же в ней вылитая кукла!
Сизый дымок тянулся над его головой, и пахло табаком. У Лилит зачесался нос.
Она нерешительно переминалась на пороге с ноги на ногу и сильнее куталась в одеяло, стащенное с постели.
После Праздника цветов, обозначавшего наступление осени, на улице заметно похолодало, и ночью уже было не выйти без тёплого плаща или другой верхней одежды. Особенно близ воды. Там температура стремительно падала: от моря тянуло сыростью, да и ветер обдувал корабль со всех сторон.
Лилит зябко потёрла голые лодыжки друг о друга.
Наступила осень, а значит, и до зимы недалеко. А Лилит так и не приблизилась ни на шаг к истинной цели своего путешествия.
Морской бриз обдувал ноги и лицо, оставляя на губах солоноватый привкус.
Климент наверняка уже заметил присутствие Лилит, но от чего-то молчал. И это молчание начинало нервировать.
Девушка сделала вперёд несколько решительных шагов и с дерзкой усмешкой спросила:
– Не спится?
Она
– Как и тебе, – натянул уголок губ он.
Они помолчали, вслушиваясь в шум ветра и волн, бьющихся о борт.
– Кошмары мучают? – издевательски прошептала Лилит и лукаво сощурилась.
– Как и тебя, – снисходительно глянул на неё Климент. – У всех нас свои страхи.
– Я ничего не боюсь, – соврала девчонка.
– Неужели? – едко подметил Климент. – Тогда почему ты всё время скулишь во сне.
– Так это был ты!..– ошарашено выдохнула Лилит. – Зачем ты заходишь в мою каюту?!
Она возмущённо воззрилась на него, стиснув в кулаках тёплое одеяло.
Он оценивающе покривил губы.
– Проверяю.
– Что?
– Не сбежала ли ты. – Он понизил голос до шёпота и наклонился к ней так близко, что Лилит могла разглядеть тёмные прожилки в молочно-голубой синеве его глаз: – От одного нашего общего знакомого ты уже сбежала. А я, можно сказать, чувствую ответственность за твою маленькую жизнь. Ведь это я впутал тебя в наши опасные дела.
Лилит поджала губы и отвела глаза.
Папироса в жилистых пальцах Климента тихо тлела, выпуская в ночь тоненький дымок. Мужчина не спешил восстанавливать дистанцию, и Лилит брякнула:
– Не знала, что ты куришь.
– Курю, как видишь, – согласился он, выпрямился, затянулся и выпустил в звёздную ночь облако дыма. Лилит поморщилась, она терпеть не могла табачный запах. – Ты раскрыла мой секрет. – Климент усмехнулся с закрытыми глазами. – Прости. Тебе не предлагаю – малёк совсем, да ещё и дама.
Лилит презрительно фыркнула.
– Не нужны мне твои цигарки. Меня от одной вони тошнит. – Она брезгливо наморщила носик и выразительно отвернулась.
Климент беззвучно рассмеялся.
– Ты в своём репертуаре, девочка-кукла.
– Я не кукла, – проворчала Лилит, и лицо её было вполне серьёзным: аловатые губы плотно сжаты, обычно белое, как фарфор, лицо раскраснелось толи от холода, толи от гнева, а большие чёрные глаза метали молнии.
– Не кукла, – подтвердил Климент и протяжно хмыкнул. – А жаль. Тобой залюбоваться можно, когда молчишь. – И будто в подтверждение произнёс: – Ты очень красивая.
Лилит обомлела. Сказать, что у неё челюсть отпала – ничего не сказать. Уж от кого, а от Климента таких слов она не ожидала. Ещё и смотрит так тепло, но в тоже время изучающе.
Лилит стало не по себе. Ей было самодовольно приятно и одновременно жутко некомфортно. Захотелось скрыться под одеялом с головой, но она только ссутулилась сильнее и вжала голову в плечи.
Уже давно никто не называл её красивой. Само это понятие стало для неё чем-то размытым, туманными.
Пока Лилит таращилась на Климента, как на внеземное, странное и пугающее существо, он сложил окурок в серебряный портсигар и спрятал коробочку обратно за пазуху сюртука.