Черные кувшинки
Шрифт:
— Ничего, нормальный. Вы были лучше…
Какая деликатность.
— Лилиан, могу я попросить вас об услуге? Дело в том, что я ничего не смыслю в компьютерах. Вы-то с ними наверняка на «ты».
— Ну, я не знаю… Смотря что вам надо.
— Понимаете, я сейчас занимаюсь одним расследованием… Неофициально, конечно. Вы умеете пользоваться Интернетом?
Лилиан ободряюще улыбнулась.
— А я вот так и не научился, — посетовал комиссар. — Видно, слишком рано вышел на пенсию. Ни детей, ни внуков у меня нет, так что некому приобщить к
Комиссар Лорантен порылся в карманах и извлек желтый бумажный квадратик, на котором корявым почерком было нацарапано название.
— Вот. Это сайт старых друзей. Там должно быть фото из деревни Живерни. Школьное фото. За тысяча девятьсот тридцать шестой — тридцать седьмой учебный год.
44
— Джеймс! Джеймс!
Фанетта миновала портомойню и побежала через пшеничное поле, на котором обычно работал Джеймс. Под мышкой она держала завернутую в коричневую бумагу картину, только что написанную на японском мостике через пруд с кувшинками.
— Джеймс!
В поле никого не было. Фанетта не видела ни мольбертов, ни возвышающейся над колосьями соломенной шляпы. Куда подевался Джеймс? Ей так хотелось удивить американца. Показать свои радужные кувшинки, выслушать его мнение и объяснить, как она поняла его советы насчет линий схода. Она остановилась и задумчиво огляделась. Никого. Вернулась к портомойне и спрятала картину в небольшом углублении, которое давно заприметила в ее бетонном основании.
Шито-крыто.
Фанетта выпрямилась. По шее у нее стекали капли пота. Надо же, она так к нему бежала, к этому старому толстому лентяю. Фанетта снова забралась на мост.
— Джеймс! Джеймс!
Ее крики разбудили Нептуна, дремавшего во дворе мельницы под вишневым деревом. Он выскочил за ворота и помчался к девочке.
— Нептун, ты Джеймса не видел?
Вместо ответа Нептун вильнул хвостом и нырнул в заросли папоротников, принявшись что-то там вынюхивать.
«Иногда эта псина меня бесит».
— Джеймс!
Фанетта попыталась сориентироваться по солнцу. Джеймс, как огромная ящерица, всегда устраивался вздремнуть на солнце — не столько ради наслаждения светом, сколько ради тепла.
Если этот жирный лодырь дрыхнет где-то на травке…
— Джеймс! Просыпайся, это я, Фанетта! У меня для тебя сюрприз!
Она пошла через поле. Колосья доходили ей до пояса.
«Господи!»
У нее подогнулись ноги.
Колосья впереди были перемазаны чем-то красным. Не только красным. Зеленым, синим, оранжевым. И они были примяты, как будто здесь кто-то дрался и опрокинул палитру, раздавив тюбики с красками.
«Что произошло?
Надо подумать. Я знаю, что жители деревни недолюбливают художников, похожих на бродяг, но чтобы прийти его избить?.. Кому мог помешать безобидный старикан?»
Фанетта вздрогнула всем телом. Остановилась, не в силах сделать больше ни шага. Перед ней расстилалась узкая тропка,
Джеймс.
Мысли метались в голове у Фанетты.
«С Джеймсом что-то случилось. Он ранен. Он ждет, когда я приду к нему на помощь. Он где-то здесь, в поле».
Тропка уперлась в стену колосьев. Фанетта бросилась вперед наугад, раздвигая колосья и выкрикивая имя Джеймса. «Какое огромное это поле…»
— Нептун! Ко мне! Давай искать Джеймса!
Овчарка немного постояла, словно раздумывая, а затем бросилась бежать через поле. Фанетта поспешила за собакой. Колосья хлестали ее по рукам.
— Нептун! Подожди!
Пес послушно остановился в сотне метров впереди, почти посередине пшеничного поля. Фанетта подошла к нему.
Сердце на миг замерло у нее в груди.
Она увидела лежащее на земле тело.
Как в соломенном гробу…
Джеймс. Он не спал.
Он был мертвый. Через все горло у него тянулась красная полоса. Фанетта упала на колени. К горлу подкатил горький комок. Она кое-как вытерла рот подолом рубашки.
«Джеймс умер. Его убили!»
Над разверстой раной с отвратительным жужжанием кружили мухи. Фанетта хотела закричать, но из горла не вырвалось ни звука. Оно горело. Секундой позже ее вырвало какой-то тягучей жижей. Прямо на брюки и туфли. Она не стала их вытирать — не было сил. Фанетта стиснула руки. Теперь мухи вились у нее возле ног. «Кто-нибудь, помогите!» Она поднялась и побежала. Колосья колотили ее по щиколоткам и коленкам. Вдруг скрутило живот. Фанетта закашлялась. Рот наполнился жгучей слюной. Она сплюнула, но вязкая слюна повисла на подбородке. Она на ходу утерлась рукавом и продолжала бежать. По мостику перебралась через ручей, миновала мельницу и выскочила на шоссе Руа прямо под колеса мчащейся машины, которая в последний миг успела затормозить.
«Урод!»
Фанетта перебежала через дорогу. Вот и деревня.
— Мама!
Девочка поднималась по Водонапорной улице. Теперь она плакала в голос, приговаривая:
— Мама!
Толкнув дверь, которая задела прибитую к стене вешалку, Фанетта влетела в дом. Мать, как всегда, была на кухне. В синем халате, с забранными в узел волосами. При виде дочери нож выпал у нее из рук.
— Деточка моя, деточка моя!..
Мать протянула к ней руки. Фанетта ухватилась за одну из них и потянула мать за собой.
— Мама, пошли! Пошли скорее!
Мать не сдвинулась с места.
— Прошу тебя, мама, пошли скорее!
— Что случилось, Фанетта? Успокойся, объясни толком!
— Мамочка, он… Его…
— Успокойся, Фанетта! О ком ты говоришь?
Фанетта закашлялась. К горлу снова подступала тошнота. Мать протянула ей тряпку. Фанетта вытерла рот и расплакалась.
— Маленькая моя, что случилось?
Фанетта всхлипнула и с трудом проговорила:
— Мама, это Джеймс. Джеймс, художник. Он лежит там, мертвый. В поле…