Черный цветок
Шрифт:
— Как Избор? — Есеня привстал, — я же видел… Он весь белый…
— На себя посмотри. На меня. Я, наверное, тоже весь белый.
Есеня подумал немного: а ведь точно. Все они белые — снег мокрый, липкий, и сыплет так густо, что не успеваешь его счищать.
— А зачем он за нами едет? — спросил он у Полоза.
— Вот это я и хотел узнать. И я тебе скажу, если он прячется, значит, задумал что-то недоброе. А если задумал что-то недоброе, то чует опасность в нашем путешествии в Урдию. Это хорошо.
Балуй. Город Урд
Город Урд
Море Есеня увидел не сразу: река, распавшаяся на множество проток, петляла между холмов. Однажды вдали мелькнуло что-то свинцово-серое, Полоз привстал в лодке и показал Есене вперед.
— Море… — выговорил он, — единственное, по чему я скучал — это море. Знаешь, оно меня приворожило. Этот ни с чем не сравнимый запах, эти горы воды, разбивающиеся у твоих ног, и соленые брызги в лицо…
Полоз попросил лодочника подойти к морю как можно ближе, и даже доплатил ему за это несколько лишних медяков.
— Успеем. Городской стены нет, ворот нет — всегда найдем, где и как переночевать. Просто море издали — это неинтересно, туман сейчас, снег идет. А вот вблизи…
И Есеня понял, чего хотел Полоз. Он понял это, едва они перевалили через холм, за которым причалил лодочник.
Оно ревело и грохотало. Оно простиралось до горизонта и где-то там, в туманной дали, сливалось с небом. Оно дыбилось и пенилось, и дышало пронзительным ветром, который рвал шапки с голов.
Полоз подвел его к полосе прибоя — целые горы воды, подбежав к берегу, на миг застывали, а потом рушились на него, падали, скручивались, и шипя ползли по песку, и каждая хотела дотянуться и лизнуть сапоги. Или укусить?
Есеня стоял и смотрел, разинув рот. Он и на секунду не мог оторвать взгляда от серо-зеленых волн, огромных, как дом, нет, как городская стена! Он чувствовал их тяжесть, их могущество, он видел, как море, отползая с берега, тащит за собой песок и круглые камни — словно делает вдох перед новым броском на сушу.
— Когда я увидел море в первый раз, я думал: надо насмотреться на него на всю оставшуюся жизнь, ведь все когда-то надоедает. И ты знаешь, я так и не насмотрелся. Все надоедает, а море — нет. Особенно в шторм. Чувствуешь? Солью пахнет…
— Разве соль пахнет?
— А ты понюхай. Так пахнет соль, — Полоз подобрал из-под ног извивистый сук и прижал его к носу, — вот, он пахнет морем.
Есеня взял палку в руки — она оказалась неожиданно легкой, как кора сосны, и изъеденной, словно жучком. Но он безошибочно понял — не жучок. Эту палку грызло море. Грызло, сосало, терло. И соль пропитала ее насквозь.
Они стояли долго, и Есеня не чувствовал холода, и не заметил, как начали стучать зубы, пока Полоз не обнял его за плечо:
— Пойдем. Это только кажется, что в Урдии
— Погоди, — попросил Есеня.
— Увидишь еще. Пару недель-то точно тут пробудем. Сегодня поищем ночлег, а завтра город посмотрим, и сходим к моему учителю. Он нам что-нибудь посоветует.
Море грохотало, когда они двинулись вдоль берега в сторону порта, и Есеня все время спотыкался на ровном мокром песке, присыпанном снегом, и выворачивал шею, чтобы видеть, как волны падают на берег.
А потом они перебрались через мыс, который выступал далеко в море, и в глубокой бухте Есеня увидел корабли. Толстобрюхие парусники и юркие галеры.
— Полоз! Это корабли? — Есеня остановился и стиснул руку верховода.
— Ну да.
— И на них можно плыть по морю?
— Иногда можно.
— Полоз! Давай поплывем куда-нибудь, а? — выдохнул Есеня.
— Уймись. Мы не за этим сюда приехали.
Есеня вздохнул — действительно, об этом он не подумал. Но идея оказаться там, далеко, где море сливается с небом…
— Слушай, а почему они не подплывают к берегу? — спросил он, слегка охолонув.
— Их разобьет о причал. В бухте, конечно, тише, чем в открытом море, но волна все равно высокая, посмотри.
— А как же тогда плыть?
— Корабли не плавают, а ходят. Только попробуй сказать что-нибудь подобное в порту: в лучшем случае, надерут уши. Сейчас шторм. Море не всегда такое бурное, иногда бывает и гладким, как река.
— Да? — Есеня задумался, и попробовал представить себе эту картину. Наверное, это было возможно…
Они остановились на шумном постоялом дворе — Урд оказался дорогим городом, и Полоз выбрал самый приличный вариант из тех, что были им по карману. Трактир кишел людьми — сюда заходили и те, кто ночевать не собирался; в большом зале стояли длинные, грубо сколоченные столы и плохо оструганные скамейки. Пахло кислой капустой, копченой свининой и дешевой рыбой. В комнате, которую выбрал Полоз, едва умещались две кровати, очаг и сундук.
— Без очага в два раза дешевле, — сказал Полоз, — но тут топят еще хуже, чем в Кобруче, и я решил, что топить мы никому не доверим. Дрова дорогие, зато вино почти ничего не стоит: медяк за две кружки.
Такого вина Есеня никогда не пил: легкое и чистое, как слеза, немного кисловатое, и свежее, как колодезная вода зимой. Он не заметил, как опьянел, и хмель от этого вина не имел ничего общего с пивным: он веселил, но не оглуплял. Осмелев и почувствовав себя своим в этой разношерстной толпе, Есеня незаметно ускользнул от Полоза и нашел себе компанию поинтересней: трех очаровательных румяных продажных девок. Теперь у него были свои деньги. Во-первых, горсть медяков, заработанных в мастерских, а во-вторых, Полоз дал ему пять серебряников, на случай, если с ним снова что-нибудь произойдет. Девки стоили ненамного дороже, чем вино — пять медяков за час, и пятнадцать — на всю ночь. Есеня пересчитал деньги, и понял, что медяков на всех троих ему не хватит. Но если позвать Полоза…