Черный Ферзь
Шрифт:
Живорез сделал отчаянную попытку подняться на задние лапы, но массивное брюхо никак не желал оторваться от палубы, а передние лапки лишь робко уминали жировые массы, не в силах помочь. Широкий, но короткий хвост в отчаянии забил по палубе.
— Здра-с-с-с-те, — произнес жирдяй, на что Сворден лишь кивнул, а Выползень и вообще обошелся пренебрежительным пряданием ушей.
Еще не поджившие раны и остатки грязных тряпок, обмотанных вокруг чресел, выдавали в жирдяе новичка, недавно явившегося из леса.
— Я-а-а-э-э не-е-е у-у-у-род, я-а-а-а — че-э-э-э-лове-э-эк, —
— Я — че-е-е-елове-е-е-ек!!!
Трубный глас эхом прокатился по поселку, его подхватывали и усиливали сотни глоток:
— Я — че-е-е-елове-е-е-ек!!! Я — че-е-е-елове-е-е-ек!!!
Даже Выползень, слегка очумев от поднятого им же самим гвалта, включился в общее скандирование, отбивая копытами ритм и щелкая когтями.
Свордену хотелось заткнуть уши, а еще лучше — полоснуть автоматной очередью по вопящим живорезам. Он сдернул автомат с плеча, щелкнул предохранителем и, задрав дуло к мировому свету, принялся нервно дергать спусковой крючок. Магазин, предусмотрительно опустошенный Навахом, так и не смог расщедриться ни на один выстрел, словно в кошмарном сне десантника, где его окружали скопища отвратных материковых выродков, но оружие в руках отказывалось стрелять, а гранаты — взрываться.
Однако безумие не оставалось на месте. Вслед за первой ритуальной фразой общий хор живорезов подхватил вторую, а за ней и третью:
— Человек всегда стоит на двух ногах! Человек никогда не ест другого человека!
Жирдяй, чья способность использовать для передвижения лишь задние конечности вызывала огромное сомнение, то ли от страха не соответствовать столь гордому званию, то ли от натуги компенсировать врожденную неповоротливость усердным ревом, немедленно обмочился, обдав пахучей струей стоящего рядом Выползня. Однако тот, погруженный в экстаз хорового крика, ничего не заметил.
Позже, когда все прекратилось, и живорезы вернулись к своим обычным делам, то есть — безделью, Сворден спросил у Выползня:
— Значит, стоять на задних лапах и не жрать себе подобных достаточно, чтобы считаться человеком?
Живорез шевельнул огромным влажным носом и проблеял:
— Я-а-а уме-э-э-э-ю говори-и-э-э-эть и счита-а-а-ать. Ра-а-а-азве э-э-э-это не все-о-о-о, что уме-э-э-э-эет челобэ-э-э-ек?
— Надо еще уметь хорошо убивать, — буркнул Сворден.
Хижина Чудесника почти ничем не отличалась от остальных жилищ и напоминала тесную нору, устроенную в беспорядочной куче всяческого корабельного хлама. Да и воняло от нее так же.
Единственное, что указывало на высокий статус обитателя, — наличие перед дырой прислужника, который даже на фоне остальных живорезов отличался кошмарным видом и свирепой рожей. Глядя на него, как-то не верилось, что и этот экземпляр человека придерживается заповеди: «Не поедай себе подобных».
Лезть на карачках в зловонную дыру не хотелось, но Выползень притопнул копытами и промычал:
— Ту-у-уда-а,
— Сам знаю, — огрызнулся Сворден.
Страж, заметив его нерешительность, осклабился чудовищной ухмылкой, какой могут ухмыляться оголодавшие хищники, встречая добычу, саму идущую им в пасть. Широкие ноздри еще больше раздулись, принюхиваясь к жертве, но Сворден демонстративно перекинул автомат на живот и клацнул затвором. Грязно-бурая шкура стража пошла волнами и ощетинилась иглами.
— Слюни подбери, — посоветовал Сворден и со вздохом опустился на колени, чтобы протиснуться в дыру.
Ладони скользили по какой-то мерзости, смрад сгустился, и Сворден еле сдерживал себя, чтобы не вскочить на ноги, не разметать в клочки эту грязную берлогу и не зареветь в полном отчаянии: «Во-о-о-о-нь!!!». Все это смахивало на пытку протискивания в задницу дерваля, если бы такая пытка на самом деле существовала.
Проклиная Наваха, Чудесника, всех живорезов вместе и каждого по отдельности, Сворден полз и протискивался, протискивался и полз сквозь клоаку, и когда его терпению и выносливости наступил предел, узкий лаз вдруг растянулся, и он кубарем вкатился в жилище Чудесника.
— А вот и наш друг Сворден, — насмешливо произнес Навах. — Что-то он не слишком торопился навестить вас, друг мой Чудесник.
В ответ раздалось довольное уханье хозяина хижины, судя по всему изображавшее смех.
— Пусть друг мой Сворден простит меня за столь невинную шутку, — проскрипел Чудесник.
В зад Свордену что-то ткнулось, и только сейчас он заметил, что все еще стоит на карачках, тупо таращась в темноту. Он лягнул ногой, и Выползень жалобно мукнул:
— Че-э-э-гоооо пина-а-а-э-э-ся?!
Чудесник вновь заухал.
Сворден отполз в сторону от дыры и устроился поудобнее. Только сейчас он понял, что смрад куда-то исчез, а в хижине сухо и прохладно, будто влага и духота не проникают внутрь сквозь многочисленные отверстия.
Мрак тоже рассеялся, оставив лишь небольшой сгусток там, где располагался Чудесник. Навах приветственно помахал Свордену рукой.
— Ты свободен, — сказал Чудесник Выползню, и носатая морда немедленно исчезла.
Сворден ожидал услышать возню неповоротливого тела живореза в узком лазе, но тот каким-то образом ухитрился сделать все бесшумно. Десантник не поленился заглянуть ему вслед, чтобы понять как неуклюжему уроду это удалось, но там нос к носу столкнулся со стражем, который обдал его теплым дыханием и лизнул по щеке шершавым языком.
— Но-но! — Сворден отшатнулся, страж исчез, отверстие освободилась, демонстрируя, что никакого лаза и в помине нет, а имеется обычная дыра в половину вытянутой руки.
— Опять ваши штучки, Чудесник? — осведомился Навах, и тот довольно заухал.
Оскорбленный Сворден уселся на место и принялся разглядывать Чудесника, непроизвольно вытирая о штаны ладони в попытке избавиться от ощущения налипшей на них несуществующей грязи. Даже на фоне здешнего стойбища уродов хозяин хижины производил жутковатое впечатление.