Чёрный хребет. Книга 2
Шрифт:
Что касается дырявой ступни... стрела перебила сухожилия и я наверняка не смогу больше двигать пальцами.
Как бы странно это ни звучало, но без красной жемчужины я не чувствую себя человеком.
В моём понимании есть два вида вещей: живые и неживые. Живые – люди, звери, насекомые. Неживые – инструменты, вроде арбалета, одежды или ведра. Когда живая вещь получает рану – она затягивается, когда неживая – она сама не восстановится и ей требуется ремонт.
Порванная тетива на арбалете сама не соединится, дырка на одежде
Так и со мной.
Пусть мои раны потихоньку заживают, но скорость в десятки раз меньше, поэтому чувствую, будто состою из неживой материи.
– Как-то он неважно выглядит, – замечает девушка. – Эй, ты как?
– Ты пробила мне обе ноги и ещё одну стрелу в плечо загнала.
– Ну прости, я хотела взять тебя живьём.
Ах, вот оно как. Получается, я прятался за камнем и выставлял наружу ноги, поскольку боялся получить стрелу в живот или голову. А надо было, наоборот, выставить макушку над камнем, поскольку Майра не стала бы стрелять в голову.
– Если вы вернёте мне красную жемчужину ненадолго, – говорю. – То мои ноги пройдут и я смогу идти своим ходом.
– Ещё чего, – смеётся. – За дураков нас держишь? Сейчас мы тебе её дадим, а ты мгновенно нас убьёшь с помощью этой своей... неуловимой скорости.
– Скорость даёт жёлтая жемчужина, – говорю. – А красная – восстанавливает раны.
Думаю, они сами знают, что жёлтая жемчужина даёт скорость – когда они меня обыскивали, то она была прозрачной, а теперь наполнилась дымом. Однако рисковать не хотят.
– Даже такой здоровяк, как твой папа, не сможет долго меня нести. Я так-то парень не лёгкий.
– Папа? – спрашивает девушка. – Слышал, как он тебя назвал?
– Ага, – фыркает мужчина. – Приятно познакомиться, доченька.
– Нет, это не мой папа.
– А кто тогда? Муж?
Вишу на плече у здоровяка и чувствую, как ему тяжело. Неудивительно – не сопляка пятилетнего тащит. С каждым шагом я болтаюсь на плече и всё сильнее придавливаю его к земле.
– Нет. Хуберт – женатый человек и у него несколько чудесных детишек. Я не среди их числа.
– А кто тогда?
– Чего ты пристал? – спрашивает Майра. – Никто я ему. И ты ему никто. Мы все друг другу – никто.
– Но вы явно с одной деревни, – говорю.
– Представь себе, можно быть с одной деревни и не быть при этом родственниками.
– Всё, привал, – заявляет Хуберт и опускает меня на землю.
Он сильно себя переоценил. Я неплохо питался последние годы, нарастил кое-какие мышцы – такого не пронесёшь десять километров в одиночку, даже будь ты тяжелоатлетом мирового уровня.
Мужчина садится на землю, красный и запыхавшийся, весь вспотел. По эту сторону хребта почти так же жарко, как на востоке, к тому же влажность большая. Не удивлюсь, если он весь мокрый под доспехом.
– Если ваша деревня не находится за углом, – говорю. –
– Как-нибудь справимся, – отвечает Хуберт. – И ты бы лучше заткнулся, пока нам не надоел твой голос.
– А это что?
Майра достаёт из ножен мой меч и удивлённо его осматривает. Люди за пределами Дарграга не только не встречали сталь, но даже сам меч видят впервые. Металл в этой части мира редкий и дорогой, из него делают только вещи первой необходимости. Наконечники копий – и то в большинстве каменные.
А тут цельный, большой кусок отполированного железа. Хотелось бы увидеть их лица, когда перед ними предстанет воин в латном доспехе, в стальном шлеме и с цвайхендером в двух руках.
К сожалению, это пока невозможно: слишком мало стали добываем, а присадок для упругости нет. Для легированной стали нужны добавки, чтобы увеличить пластичность, прочность или ударную вязкость. Даже хром и никель непонятно где искать, и это я ещё не говорю про титан, вольфрам или молибден.
Можно выковать нагрудник из высокоуглеродистой стали, но его можно будет разбить сильным ударом молота или топора. Поэтому приходится выбирать между ламеллярным и зерцальным доспехом. В крайнем случае бригантину. И всё это требует кучи железа.
– Какой большой кинжал, – говорит Майра. – И широкий.
– Эта штука называется «меч», – отвечаю.
– Красивый...
– Да-а. Мне тоже нравится.
– Из чего он сделан?
– Из меди, только немного другой.
Здесь понятия не имеют о химии, атомах и молекулах, поэтому местные жители никогда не поймут, в чём отличие железа от меди. Для них и одно, и другое – металл, только разного цвета и вязкости. Попробуй им сказать, что у одного из них двадцать шесть протонов в ядре, а в другом двадцать девять – посмотрят на тебя как на идиота.
Поэтому и существовала такая вещь, как алхимия. Серьёзные учёные, вроде Ньютона, пытались превратить железо или свинец в золото, не понимая, что здесь нужен ядерный синтез или деление атома. И с такими элементами справится только взорвавшаяся звезда.
В моём мире меня бы засмеяли, скажи я, что железо – это серая медь.
А тут такое объяснение звучит вполне логично.
– Можно я его заберу себе? – спрашивает Майра.
– Конечно, забирай, – говорю.
Будто у меня есть выбор и хоть какой-то шанс оставить оружие.
Размахивает мечом из стороны в сторону, совсем как я, когда его только выковал. Хуберт, в свою очередь, достаёт метательный нож. Рассматривает его со всех сторон, подносит очень близко к лицу, нюхает, даже пробует языком.
– Из этой штуки можно сделать целую кучу ножей поменьше, – говорит Майра.
– Ты посмотри, как он лежит в руке, – отвечаю. – Правда, приятное ощущение?
– Да, очень.
– Ты действительно хочешь разбить его на маленькие ножи?
– Нет, – говорит. – Но это слишком большая трата меди.