Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать

Башкиров Григорий Владимирович

Семен Горбатов с трудом оторвал голову от обитого дерматином деревянного чурбака нар. Посмотрел на часы – два часа ночи. «Началось», – подумал со злобой. Присел.

– Эй, урод, ты, что не понял? Подъем сказал!!! – тут же налетел на него усатый старшина второй статьи.

– Дай хоть оклематься.

– Я тебя сейчас разбужу! А ну, быстро, «чухнул» вместе со всеми!!!

В отличие от основной массы новобранцев, безропотно и сбивая друг друга бросившихся исполнять приказ, Семен старался сохранять достоинство и, не обращая внимания на истеричные выкрики товарищей младших командиров, слез с жестких досок и встал в строй. Процедура была еженощной и уже привычной. По чьему-то мудрому распоряжению, видимо для сохранения

тайны, именно в это время производилась отправка новобранцев из Флотского экипажа к местам постоянной службы – в части и по кораблям. Ровно в два часа десять минут все прибывшее пополнение Краснознаменного флота выстраивалось на заасфальтированном большом плацу и в течение часа, если был дождь – мокло. За это время «покупателям» (офицерам, прибывшим за пополнением) передавалось энное количество молодых военных, которые увозились в неизвестном направлении. После выполнения этого весьма секретного мероприятия, все разгонялись по щитовым казармам, где тут же предавались тревожному сну ровно до шести часов.

Сказать честно, эта каждодневная процедура очень утомляла. Но самое неприятное для свободолюбивой Сениной личности начиналось как раз утром. Здесь число контролеров было значительно больше, и не было никакой возможности хоть на минуту спрятаться от зорко наблюдающего ока. Учитывая огромную пропускную способность экипажа и одновременного присутствия многих тысяч людей на территории, огороженной высоким забором, поверху обвитым несколькими рядами колючей проволоки, все передвижение новобранцев осуществлялось только бегом. Отстающих или сачкующих тут же подстерегали крепкие кулаки и мощные ноги разъевшихся соглядатаев-старшин. Выступать в защиту своих ежесекундно попираемых прав было, по меньшей мере, опрометчиво.

«Концлагерь», – сразу же по прибытии сделал для себя вывод Горбатов. «Да, попал…». А ведь на призывном пункте все выглядело не так мрачно. Обклеенный яркой наглядной агитацией коридор, подтянутый и многозначительный вид офицеров. Семен вообще не особенно переживал по поводу военной службы. Здоровьем его бог не обидел, а еще сказались регулярные занятия спортом. Что-что, а постоять за себя он всегда умел. Но, очутившись за красными кирпичными стенами флотского экипажа, в полной мере ощутил, как глубоко заблуждался. Вся система подавления личности с первых же минут была основательна и, как он сразу понял, наверняка подкреплена научными разработками. Иначе все происходящее было трудно объяснить.

Особенно его раздражали каждодневные разглагольствования замполита о чести и воинском долге, дисциплине и уставных взаимоотношениях. По окончании лекции все вставало на круги своя. Правда, надо отдать должное, что здесь никто никого не обирал и не грабил. Дело было поставлено тоже по-научному. Разумеется, в первый же день у новобранцев были изъяты все предметы и вещи, запрещенные к обращению. Нашлись идиоты, которые прихватили в армию ножи, порнографические открытки, а некоторые выходцы из Средней Азии запаслись анашой. Мусульмане они. Не пьют. Так вот, все это отобрали. Немного осмотревшись, почти все пришли к выводу, что надо поскорей линять отсюда в часть, где по красочным рассказам тех же старшин, молодому гораздо легче. Но, чтобы тебя распределили хоть куда-то, необходимо пройти медицинскую комиссию. Вот тут-то и начиналось ничем не прикрытое вымогалово. Встать на весы – трешник. Попасть вне общей очереди к одному из многих врачей – изволь выложить пятерочку. В результате к последнему из врачей ты приходил в прямом смысле голый, в рваной тельняшке и полинявших от бесчисленных стирок матросских штанах, так как за последние визиты к эскулапам, когда кошелек становился пуст, расплачивались уже носильными вещами. Конечно, сами врачи были очень приветливы и учтивы. Всеми поборами заправляли матросы санчасти. Может быть они с кем-то и делились. Может быть… А так все добровольно

и без какого-то принуждения.

На третий день после обеда Горбатова вызвал к себе главный корабельный старшина Тухнин. Он числился старшим по кубрику, то есть по щитовой казарме, где размещались новобранцы, и отвечал за все и вся во вверенном ему подразделении. Приземистый, с мощными плечами и вислыми пшеничными усами выходец с Алтая, он пользовался непререкаемым авторитетом не только у подчиненных. С определенной долей уважения к нему относились и некоторые офицеры и мичманы. Семен с опаской отодвинул плотную хлопчатобумажную занавеску, отделяющую спальное место старшины от кубрика.

– Можно? – робко спросил он.

– Можно Машку за ляжку, козу на возу и телегу с разбегу, – отозвался Тухнин, разглядывавший изъятый из обращения порнографический журнал. – Запомни на всю жизнь, салага. Нет такого слова – можно. Есть – разрешите. А ну, повтори! И погромче!

Семен скрипнул зубами, но развернулся и вышел в казарму.

– Разрешите, товарищ главный корабельный старшина!

– Ну вот, другое дело, – откладывая чтиво в сторону, удовлетворенно проговорил Тухнин. – Как жизнь тебе флотская?

Горбатов неопределенно пожал плечами.

– Вроде ничего, нормально…

– Чего же нормального, – хохотнул старшина, – дрючат тебя во все дыры, а говоришь нормально. Нормально будет, когда «крабом» станешь. А пока ты кто? – Тухнин упер короткий, толстый палец в грудь Семена. – Не слышу ответа!

– Молодой…

– Ответ неверный! Объясняю доходчиво. Ты пока вообще никто! Салага! Черт! Тебе ясно? Повтори!

– Салага…

– Вот так, – перебил его Тухнин и замолчал, переключившись на обдирание заусенца с указательного пальца.

– Товарищ старшина, – набрался смелости Семен, – а зачем Вы меня вызвали?

– А ты, погляжу, борзый. Борзый, спрашиваю?

– Никак нет! – отчеканил Горбатов.

– Смотри, уже усвоил. Молодец! – Тухнин встал и, засунув руки глубоко в карманы парусиновых флотских брюк, с интересом посмотрел на Семена.

– Полистал я твое личное дело. Вижу, спортом занимался. Борьбой?

– Так точно, товарищ старшина! Вольник я.

– Разряд имеешь?

– Имею. На соревнованиях выступал, – без промедления ответил Горбатов, еще не понимая, куда клонит Тухнин. Может, хочет предложить службу в спортивной роте? Так это вообще было бы отлично. Особыми успехами в борьбе Семен, конечно, на гражданке не выделялся. Так, пару раз был призером второстепенных соревнований. Ну, хоть убей, не любил он монотонно тренироваться. Вылезал за счет наглости и заложенных природой физических данных.

– Хорошо… – старшина задумчиво через карман почесал промежность.

– Слушай сюда. Хочешь жить спокойно и сыто?

– Кто же не хочет…

– Правильно рассуждаешь. Так вот, сегодня после отбоя покажешь, на что ты способен.

– В каком смысле? – в Сенину душу закралось смутное сомнение об истинной цели разговора.

– В прямом! Бороться будешь!

– С кем?

– С кем скажу, с тем и повозишься. Вопросы есть?

– Никак нет.

– Значит так. Иди и передай своему сержанту, что я приказал тебя ни куда не задействовать. Пожри и отдыхай. – Тухнин протянул Семену банку тушенки и полбуханки хлеба. – Возьми еще шоколад, погрызи, – положил сверху плитку. – Калорий в нем много. Все. Свободен!

Семен, в растерянности прижимая продукты, побрел к своим нарам. «Влип, блин! Кто за язык тянул. А куда было деваться. Ведь как плотно насел, гад. Хотя, может ничего страшного. Порезвятся сегодня «дедушки» и, глядишь, в покое оставят. Ладно, там видно будет. А сейчас поесть и спать, спать, спать».

Его разбудил беспорядочный топот многих и многих ног. Закончилась вечерняя поверка и наступило время отбоя.

– Все по своим местам!! Быстро!! Кому не ясно! Последний пойдет на «говно»!!