Черный Лотос
Шрифт:
– Кумасиро... – процедил судья сквозь зубы. – С этим я хорошо знаком.
– Он нарушил закон, да? – оживилась Рэйко, радуясь возможности скомпрометировать того, кто так рьяно обвинял Хару и пытался вырвать у нее признание.
– Не совсем, – осадил ее отец. – Когда ему было тринадцать, он обезглавил человека лишь затем, чтобы проверить остроту меча. Позже, в возрасте двадцати лет, он то и дело затевал драки по всему городу и убил еще троих – по одному за год.
– Но его так и не наказали, потому что все четверо были крестьянами? – догадалась Рэйко.
Судья мрачно кивнул. Законы Токугавы позволяли самураям убивать простолюдинов по малейшему поводу.
– После четвертого "поединка" я наложил
16
Обычное наказание для самураев, чьи проступки стали чрезмерно беспокоить общество. – Примеч. авт.
– Теперь он начальник службы охраны и главный помощник первосвященника, – ответила Рэйко.
– Если он снова взялся за старое, я не удивлюсь, – сказал судья.
"И я тоже", – подумала Рэйко, вспоминая его зверское обращение с Хару. Его было куда легче заподозрить в убийстве, нежели сироту-подростка. Теперь-то Сано убедится, что Кумасиро как нельзя лучше подходит на роль злодея.
– Что скажете об остальных? – поинтересовалась Рэйко.
– Имя Мивы мне кажется смутно знакомым. Думаю, с ним я тоже встречался в суде. – Уэда встал, подошел к книжной полке и, вынув увесистый том, принялся его листать. – Так и есть. Вот протокол процесса по делу шестилетней давности. Доктор Мива был пойман с поличным за изготовлением пилюль из носорожьего рога, которые на поверку оказались простой галькой, покрашенной серой краской с примесью кошачьей шерсти. Обычно за подобное мошенников приговаривают к смерти через отсечение головы, но, поскольку никто не пострадал, на первый раз Миве было приказано вернуть покупателям деньги или же провести месяц в тюрьме. – Он бегло просмотрел запись и добавил: – Любопытно... мой первый секретарь отмечает, что Мива заартачился и предпочел заключение, где и просидел до тех пор, пока его не освободил некий священник Анраку, расплатившись с обиженными покупателями.
"Так вот как Анраку и Мива стали союзниками", – поняла Рэйко. Тюремное прошлое доктора Мивы, по ее мнению, изобличало его скользкую натуру. Итак, доктор обращал на себя не менее пристальное внимание.
– А с настоятельницей Дзюнкецу-ин вы не встречались?
– Пока не припоминаю. – Судья Уэда просмотрел список с именами преступников и покачал головой. – Она здесь не числится, по крайней мере под религиозным именем [17] . Возможно, под старым она где-то да значится. Можешь ее описать?
17
Принимая постриг, женщины часто брали себе новое имя с окончанием "ин". – Примеч. авт.
Рэйко попыталась передать вызывающие манеры и внешность Дзюнкецу-ин.
– Скорее всего в ее истории не обошлось без мужчины, – задумчиво произнес судья.
Прошло немало времени, прежде чем он, пролистав груду томов, где могли содержаться упоминания о Черном
– Вот оно! Восемь лет назад перед судом предстала проститутка по имени Ирис. Она напала на товарку по ремеслу, с которой соперничала за расположение богатого клиента. Я приговорил ее к показательной порке. А-а, здесь опять пометка моего секретаря. Вскоре по возвращении в веселый квартал тот же священник Анраку погасил все ее долги и купил ей свободу [18] . Она осталась при его храме и взяла имя Дзюнкецу-ин.
18
Женщины, проданные в публичные дома, должны были отрабатывать отданные за них деньги; но поскольку за содержание тоже приходилось платить, лишь немногим счастливицам удавалось скопить откупные. Впрочем, какой-нибудь состоятельный покровитель мог это уладить. – Примеч. авт.
– Выходит, все трое были замешаны в темных делах, – подытожила Рэйко.
Особенный интерес вызвал у нее эпизод, уличающий Дзюнкецу-ин в жестокости по отношению к женщине. Не могла ли настоятельница задушить вторую из жертв? Не она ли побила и едва не прикончила Хару, которую явно невзлюбила?
Полистав еще записи, судья Уэда сказал:
– Первосвященник Анраку у меня нигде не числится.
Рэйко скрыла легкую досаду.
– Я и не ожидала услышать столько ценных подробностей о троих из четверки подозреваемых. Спасибо за помощь, отец.
Одно то, что Анраку набирал в Черный Лотос недавних преступников, свидетельствовало о некоторой его духовной ущербности; да и то, что помощники так старались не допустить его встречи с Рэйко, только укрепило ее подозрения. Надо бы выяснить о нем больше. Но как?
Рэйко вдруг осенило. Были у нее двое знакомых, которые могли в этом помочь. Сегодня же она навестит их.
– Вот что, дочь, – судья мрачно буравил ее взглядом, – меня беспокоит, на что ты собираешься употребить полученные сведения. Преступники могут меняться под влиянием веры, но если этого не случилось, значит, с ними надо быть настороже. Мой тебе совет: расскажи обо всем мужу и предоставь остальное ему.
– Так я и сделаю, – ответила Рэйко, чтобы успокоить отца. На самом деле она не побоялась бы в случае чего продолжить следствие самостоятельно.
Наконец они с судьей распрощались, и Рэйко напоследок зашла проведать Хару. Девушка спала глубоким сном за охраняемой дверью. Вот бы она была такой же невинной, какой представляется теперь!
С этой надеждой Рэйко покинула особняк.
"Что, интересно, разведал о секте Сано?" – спрашивала она себя в паланкине, подъезжая к замку Эдо.
13
И стар и млад оставит свой удел,
Большие толпы притекут сюда.
Здесь пруд украшен лотосовым цветом,
В деревьях яхонты сверкают по ночам.
Сутра Черного Лотоса
К тому времени, когда Сано явился в храм Черного Лотоса, дождь прекратился. В лужах у обочин аллеи посверкивали солнечные блики. Сновали прихожане, весело носилась детвора. Цвета одежд, умытой листвы и лоскутков неба среди разлетающихся облаков казались еще ярче в чистом, посвежевшем воздухе.
У подножия главной молельни Сано встретил священник – его давешний провожатый.
– Добрый день, сёсакан-сама. Я к вашим услугам.
– Благодарю, но сегодня мне хотелось бы самому здесь осмотреться, – сказал Сано.
– Как угодно, – ответил служитель и удалился.
"И это те самые противленцы-сектанты из рассказов Рэйко?" – недоумевал Сано.
Он направился к баракам, отведенным послушникам. Они стояли немного на отшибе, но выглядели вполне обыденно и, похоже, содержались в чистоте. Изнутри слышались звонкие голоса, тянущие речитативом: