Черный Лотос
Шрифт:
Сано попрощался с будущими монахинями и направился к приземистой, крытой соломой постройке. Предположительно священники отвели Истинное Благочестие в храмовую больницу, что Сано и предстояло проверить, выполняя наказ жены.
В больнице было тридцать матрацев на деревянных основах, и ни один не пустовал. Три монахини обмывали хворых, подавали им чай, массировали спину. Сано прошелся по рядам, осматривая пациентов обоих полов – среднего возраста и пожилых.
– Это все больные или еще есть? – спросил он сиделку.
– Все, господин.
Появился лекарь в темно-синей накидке. Он присел
Сано подошел к врачу и спросил, на что жалуется больной.
– У него лихорадка, – ответил тот и добавил: – Я даю ему ивовый сок [19] .
– Вы когда-нибудь ставили на членах секты медицинские опыты? – спросил Сано.
– Никогда. – Врача, казалось, до глубины души задело предположение, что он мог рисковать жизнью пациента в своих целях.
19
В те времена он широко применялся в таких случаях. – Примеч. авт.
Потом к нему подошли сиделки, и следующий вопрос прозвучал уже для всех:
– Не пропадал ли кто отсюда в последние дни?
– Нет, господин, – ответил врач.
Старик на матраце пробубнил что-то вполголоса.
– Что вы говорите? – прислушался Сано.
– Тиэ, – повторил тот. Его выступающие скулы покрывал нездоровый румянец, взгляд был затуманен. – Одна из сиделок, что всегда ухаживала за мной. Что-то ее долго не видно.
– Он бредит, – сказал врач извиняющимся тоном. – Здесь сроду не было сиделки с таким именем.
Сано взглянул на монахинь – те забормотали что-то в знак согласия.
– А Хару к вам когда-нибудь обращалась? – спросил он наконец.
– Да, – ответил врач. – Ее наблюдает доктор Мива, наш старший лекарь. Она постоянно приносит всем неприятности из-за своего духовного разлада.
У Сано была версия, что служители храма устроили сговор, чтобы скрыть от него происходящее в секте и очернить Хару, но те, кого он повстречал, казались вполне искренними.
Выйдя из больницы, Сано побродил немного по храмовому участку. На кухне монахини мыли посуду, а монахи возделывали огород – занимались обычными будничными делами, как во всяком из храмов. Сано вышел к приюту. Вспомнив разговор с родителями Хару, он почувствовал себя виноватым перед Рэйко – виноватым вдвойне, потому что ему предстояло сделать еще кое-что без ее ведома.
Садик, посреди которого стоял приют, встретил его детским смехом и гомоном. Три десятка сирот носились, скакали, играли там под присмотром двух наседок-монахинь. Дети разнились по возрасту – младший напомнил Сано Масахиро, а старшими, вероятно, были две девочки десяти-одиннадцати лет. Они бросали кожаный мячик ребятам поменьше. Один мальчуган не успел схватить мяч, и тот отлетел к Сано, который его и поймал. Дети обернулись, вид незнакомца их насторожил.
– Смотрите-ка! – обратился к ним Сано.
Он поддал мяч ногой, отчего тот взвился высоко в воздух. Детвора восторженно закричала. Мяч вернулся. Поймавший его мальчик взялся повторить удар и угодил мячом в ближайшие кусты.
– Постой, я тебе покажу, – предложил Сано.
И
– Вы дружите с Хару?
Они внезапно притихли и прижались друг к другу. Та, что повыше, стройная и симпатичная, выпалила:
– Мы не любим Хару! Ее никто здесь не любит!
– Почему? – спросил Сано.
– Злая она, – отозвалась другая. Ее круглое личико скривилось от неприязни. – Колотит нас, чуть что не по ней. Малыши ее и вовсе боятся. Она вечно их дразнит.
Сано слушал, не веря своим ушам. Показания детей и Хару оказались взаимоисключающими. Рэйко наверняка очень расстроится, узнав, что сироты, якобы обожающие Хару, считают ее задирой. Сано понял: эти свидетельства злонравия Хару пополнят его копилку обвинений. Если она жестоко обходилась с детьми, значит, вполне могла умертвить мальчика, найденного при пожаре. Сано смешался. С одной стороны, ему не терпелось раскрыть дело, а с другой – уязвляло то, как они с Рэйко громоздят доказательства за и против Хару, словно военачальники двух неприятельских армий. И хотя проигрыш его не вдохновлял, он был готов согласиться с виновностью Черного Лотоса по одному пункту.
Видимо, Хару успела насолить стольким, что, едва появился повод, ее обвинили в поджоге и убийстве, как она и призналась.
Вернулись мальчишки с мячом. Один из них произнес:
– Можете не рассказывать старшим, как Хару обращается с нами, – все равно толку не будет. Это ничего не изменит.
– Почему же? – удивился Сано.
– Хару – любимица первосвященника Анраку. Поэтому ей все сходит с рук.
Сано понял, что должен поговорить с первосвященником. Во время его прошлых визитов Анраку, уединившись, выполнял священные обряды и Сано не видел необходимости тревожить его, поскольку тот не был ни свидетелем, ни подозреваемым. Но теперь спросить его о Хару стало делом первостепенной важности.
– Я пытаюсь узнать, кто устроил пожар, – сказал Сано детям. – Может, вы что-то слышали или видели?
Мальчики покачали головами. Старшие девочки переглянулись, и та, что смазливее, сказала:
– Это все Хару.
Дети частенько выдумывают или повторяют то, что слышали от других. Как отец, Сано чувствовал некоторую ответственность за этих ребят, оставшихся без родителей. Поэтому отослал мальчиков играть и только затем спросил у подружек:
– Как вас зовут?
Хорошенькая девочка назвалась Юкико, а круглолицая – Ханако.
– Так вот, Юкико-тян и Ханако-тян, нельзя обвинять кого-то, если нечем подтвердить свои слова. Вы решили, что Хару подожгла дом, потому что другие так говорят?
Девочки снова обменялись взглядами. Затем Ханако сказала:
– В ночь перед пожаром, вместо того чтобы пойти спать, мы следили за Хару.
– Она всегда по ночам убегает из спальни, – добавила Юкико. – Нам хотелось пойти за ней и разведать, куда она ходит.
– Мы подумали, что если бы застали ее за какой-нибудь пакостью, то смогли бы... хм... рассказать об этом старшим, – сказала Ханако. – Первосвященник Анраку узнал бы, какая она гадкая, и выгнал бы ее.