Черный мотылек
Шрифт:
И опять же, девочкам ничего не сообщили. Женщина, давно переставшая любить мужа, разделила бремя его болезни и тревог. Те же, кто его любил, оставались в неведении, полагая, что отец проживет еще лет двадцать.
В год «Призрачной аудитории» Джеральду вручили орден «Британской империи». Урсула поехала вместе с мужем на аудиенцию и сидела с Робертом Постлем. После церемонии Джеральд рассказывал, как королева спрашивала его, сколько всего книг он написал и над какой работает. Обедали на Шарлот-стрит. Роберт спросил, что Джеральд ответил королеве насчет следующей книги — ему, издателю, было интересно.
— Может, я вовсе брошу писать, — проворчал Джеральд. — Выйду на пенсию.
— Писатели не выходят на пенсию.
Постль не воспринял всерьез эту угрозу, и правильно: не прошло и недели, как Джеральд сел за «Белую паутину». В ту пору Урсулу его книги уже не волновали, но с девочками отец поделился, и они вместе обсуждали работу. От его творчества в доме было не спрятаться.
Как только Сара начала работу в Лондоне, Джеральд подарил ей квартиру, а на следующий год купил квартиру Хоуп. Он бы предпочел Южный Кенсингтон или Бейсуотер, но пришлось довольствоваться Кентиш-тауном и Кроуч-эндом — на большее денег не хватило. Девочки были в восторге, они трогательно благодарили отца, прекрасно понимая, как им повезло — все их сверстники обречены много лет выплачивать кредит. Работа над новой книгой шла медленно. Урсула опасалась, не плохо ли Джеральду — вдруг он не пишет, а лежит на диване в кабинете, схватившись за сердце. Что-то явно не давало ему работать — он уже не выдавал страницу за страницей, легко играя словами, а изо дня в день боролся в неравной схватке с ужасным демоном. Джеральд выходил из кабинета пообедать или посидеть с книжкой в гостиной — бледный, измученный, взгляд устремлен в никуда, вокруг глаз черные круги.
Через несколько недель супруги перестали разговаривать. Но если Джеральд и мог не общаться с человеком, с которым жил под одной крышей, Урсуле это оказалось не по силам. Постепенно они вновь начали обмениваться репликами — о девочках, погоде, море, о его здоровье.
Однажды вечером, приходя в себя после мигрени, Урсула поглядела на мужа и подумала, что ему еще хуже, чем ей.
— Ты совсем плох, — сказала она.
— Только душой, — ответил он. И засмеялся — наверное, этому «только».
— На твоем месте я бы обратилась к врачу.
— На твоем месте я бы пожелал мне скорее отправиться к праотцам, — парировал он.
Джеральд писал роман два с половиной года. После того как рукопись ушла к Роберту Постлю, Джеральду прислали эскиз обложки. Белый, пронизанный золотыми лучами туман, глухая белизна с легкими шафрановыми и голубыми потеками. Обложка показалась Урсуле картиной импрессионистов, Моне без сюжета. Джеральд был в ярости. Он дал волю чувствам, и между супругами состоялся откровенный разговор. Джеральд отослал набросок обратно Мелли Пирсон и потребовал перерисовать, но даже окончательный вариант — с птицами, солнцем и бледной полоской воды — вызывал у него отвращение, граничащее с фобией. Оригинал, подаренный ему на презентации в пастельно-серой раме, Джеральд отправил обратно. Теперь картина висела в гостиной художницы.
Критики назвали «Белую паутину» триллером. Одна газета поручила рецензию отделу детективов; в другой роман обозвали «повестью об убийстве с потугами на Достоевского». «Ивнинг Стандард» злорадствовала — Джеральд Кэндлесс не способен больше придумывать новые сюжеты и положил в основу дело Райана, печально знаменитое и жестокое убийство, которое в наши дни представляет интерес лишь в рамках истории борьбы за права гомосексуалистов.
Джеральд не привык к плохим отзывам. Даже «Полчаса в переулке» удостоились лучшего. Он не хотел, чтобы дочери читали рецензии. Сара в то время уехала в Америку, но вот скрыть статьи от Хоуп Джеральд не мог. Та, разумеется, встала на защиту отца и хотела даже написать в ряд газет. К счастью, Джеральд убедил дочь, что ее поступок принесет больше вреда, чем пользы.
Свою последнюю книгу — из опубликованных при жизни — он написал за четыре месяца.
— Даже не знаю, о чем он, — призналась она Сэму, снимая книгу с полки и передавая ему.
— О человеке, который работал в провинциальной газете и вставал в пять утра, чтобы написать пьесу, и о женщине, отказавшейся от шанса выйти замуж, чтобы ухаживать за престарелыми родителями.
— Забери их с собой в Лондон. В выходные заглянет Сара, я дождусь ее, а потом тоже приеду, и тогда, может быть…
— Уже не вернешься обратно?
— Сначала я должна поговорить с девочками, Сэм. Они не станут возражать. Им, в общем-то, нет дела до меня. Пойдем погуляем по берегу?
Море было тускло-синим, под цвет темных облаков с редкими просветами чистого неба. Ракушки, истолченные морем в порошок, косыми полосами покрывали плоский, почти бесцветный пляж Кое-где валялись осколки и целые створки, напоминавшие лезвия. Воздух был прозрачен и холоден. Низко на горизонте между холмами туч, словно озерцо желтого света, сияло солнце.
— На самом деле закат не бывает багровым, — за говорила Урсула. — Небо багровеет, лишь когда солнце скроется.
— Твой супруг писал об этом в одной из книг.
— В самом деле? Меня это не удивляет, он подмечал все. Помнишь, «не бывает, чтобы человек содрогнулся от потрясения, от какого-то неприятного открытия. Это выдумка романистов». Люди дрожат только от холода.
— Дай мне руку, — попросил Сэм.
Они шли вдоль кромки воды, где слежавшийся песок был плотным как известка. Джеральд ни разу не написал о море, которое двадцать семь лет плескалось под окнами его дома. Он выходил на берег лишь в идеальную погоду. Волна подкатилась к их ногам. Урсула сделала шаг назад, а Сэм отпрыгнул, смеясь. Я не стану никогда больше думать о Джеральде, поклялась она себе, я отрежу прошлое.
Они дошли до места, где песчаные холмы закачивались, и повернули назад. Гостиница, долгое время простоявшая пустой и темной, теперь ожила. Чем ближе Сэм и Урсула подходили к ней, тем больше видели освещенных окон. Там они решили отметить Рождество. Там же, где встретились, подумала Урсула, с улыбкой обернувшись к спутнику. Сэм наклонился и поцеловал ее.
Урсуле не давал покоя один вопрос. Она вспомнила, как вначале знакомства Сэм говорил, что хотел бы влюбиться опять. Если она прямо спросит его, то получит столь же честный ответ. Зачем же себя мучить? Неужели мне мало? — Урсула задавала вопросы себе, но не Сэму, пока они смотрели, как заходит солнце и небо постепенно становится багровым.
25
Судья похвалил Уильяма за то, что тот ударил Марка по лицу. Он сказал, что этот семнадцатилетний юноша подает пример того, как должен вести себя мужчина, если извращенец обратится к нему с сексуальным предложением. У Марка был сломан нос, выбит зуб. Судья издевательски назвал это «косметическим ущербом».
Без всяких оснований она рассчитывала найти дома письмо от Джейсона с извинениями и просьбой позволить ему продолжить работу. Письма не оказалось, но, повинуясь внезапному порыву, Сара выслала Джейсону чек на ту же сумму, какую платила еженедельно за его изыскания. Этот парень неуклюжий и противный, но в ушах Сары все еще звучали его стенания. Она подумывала даже написать сопроводительное письмо — «надеюсь, что у тебя все в порядке», — но не нашла подходящих слов и в конце концов просто запечатала чек в конверт.