Черный мотылек

Вайн Барбара

— Сегодня взялся за новую!

И Урсула так и не собралась с духом ответить: «Ну и что?» Энтузиазм Джеральда, вопреки всему, трогал ее.

— Все хорошо. С самого начала поймал верный тон. Думаю, выйдет что надо.

Разумеется, время шло, и в нем росла тревога, сомнения, терзания. Урсула с легкостью читала все это по его лицу, хоть Джеральд и сдерживался. С тех пор как она перестала перепечатывать его рукописи, Джеральд не рассказывал Урсуле, о чем пишет, иногда лишь говорил о практической работе: бумага кончается, или что сегодня он отвозит главу машинистке.

На

этот раз Урсула была уверена, что Джеральд работает с лихорадочной поспешностью, однако он ничего не сказал ей о новом замысле. Ей подумалось: может быть, он взялся не за роман, а за автобиографию, хотя и заявлял неоднократно, что никогда не станет ее писать. Примерно тогда же он предупредил Урсулу, что пригласил на выходные Титуса Ромни с женой. С Ромни Джеральд познакомился в Хэй-он-Вай.

— Поклонник, — пояснил он.

— Он — твой?

— Разумеется, не я же — его. Впервые услышал его имя месяц назад.

Урсула только плечами пожала, но потом вспомнила, кто такой Ромни. Вроде бы Постль упоминал о нем. Наверное, один из его авторов.

— Не волнуйся, ночевать они не останутся. Могут поселиться в гостинице, если хотят. Но угостить их воскресным ланчем мы ведь можем? Приедут девочки, мы помучаем этих Ромни, позабавимся.

— Прелестно.

— Бога ради! — нетерпеливо отмахнулся Джеральд. — Он слабак.

После очередного обследования кардиолог порекомендовал коронарное шунтирование. По всей видимости, предстояло заменить участки двух артерий. Если Джеральд не согласится на операцию, можно усилить дозы лекарств и еще на какое-то время продлить его жизнь, при условии, что он будет беречь себя. Кроме того, возможны неприятные побочные эффекты: бессонница, кошмары, но если сделать шунтирование…

— Согласен, — перебил врача Джеральд. Кошмаров у него и так хватало. — Когда можно сделать операцию?

Урсула сидела рядом с ним. Кардиолог вполне мог принять их за преданных, много лет проживших в любви и согласии супругов. Жена намного моложе, она обеспокоена, но не теряет головы и станет примерной сиделкой.

— Должен вам сказать, мне очень нравятся ваши книги, — сделал комплимент врач.

Джеральд и не догадывался, что это человек узнал его.

— Спасибо на добром слове, — отозвался он.

Медицинская страховка покрывала все расходы. Операцию назначили на следующую неделю. Медсестра предупредила, что нога, из которой возьмут сосуд для замены, будет заживать дольше, чем прооперированные артерии.

— Уверен, все пройдет замечательно! — ответил Джеральд. — Жду не дождусь.

В машине, по пути домой, он предупредил ее:

— Ни слова моим девочкам!

— Я этого не слышала.

— Все ты прекрасно слышала.

Он продолжал работу. Над чем — Урсула не знала. Сидел в кабинете все утро и большую часть второй половины дня. Она ждала, когда он повезет рукопись Розмари, но Джеральд почти не выходил из дому, только гулял в саду или добирался до края утеса. Пока что он печатал сам. Он всегда сам перепечатывал черновик, с тех пор как Урсула отказалась ему помогать, но не мог подготовить рукопись к сдаче в издательство. Из-за двери кабинета доносился перестук клавиш и сердитое бормотание: приходилось вымарывать очередную ошибку.

Может быть, он не хотел показывать

текст Розмари. А жене? Какое ей дело, в очередной раз спрашивала себя Урсула. Она привыкла относиться с полным равнодушием ко всему, что делает Джеральд, ей было безразлично даже, жив он или умер. Но теперь она готова была забыть обиду и унижение, помочь ему, словно не поставила точку на той книге, «Впроголодь». Она так и не предложила Джеральду перепечатывать рукописи, но пристально наблюдала за ним и заботилась о нем, как никогда прежде.

Операция должна была состояться в четверг. Не спрашивая Урсулу и ничего с ней не обсуждая, Джеральд принял как данность, что во второй половине дня в среду она отвезет его в больницу. Потом она вернется домой и, словно любящая встревоженная жена, позвонит врачам в четверг вечером. Ей скажут, что состояние пациента «удовлетворительное», она снова позвонит утром, а когда разрешат визиты, приедет к нему.

О визите Ромни она забыла. Джеральд напомнил ей. Впрочем, с такими гостями хлопот немного. Она всегда готовила по воскресеньям отбивные для Джеральда и девочек, просто на этот раз взяла кусок мяса побольше. Джеральд сидел, положив на колени сигнальный экземпляр «Меньше значит больше», а на стол — несколько томов Британской энциклопедии. Человек с больным сердцем — учитывая его склад ума, он, вероятно, пытался осмыслить путь, по которому бежит кровь в его венах. Она протискивается сквозь забитые тоннели, каждый раз все-таки достигает конечной станции и вновь отправляется в путь, чтобы вновь пробиваться через артерии, с каждым разом становящиеся еще на микрон уже.

Пока тоннель не окажется замурован с обеих сторон.

— Как ты полагаешь, жалость сродни любви? — спросила она Сэма когда они вместе вернулись в Ланди-Вью-Хаус. — Вроде бы так говорят.

— Так говорили прежде, — уточнил он. — Героини романов XVIII века жалели своих воздыхателей. Собственно, это и означало любовь, но позволяло соблюсти приличия и скрыть свою слабость.

— Получается, если кого-то жалеешь, то ты — сильнее? В последние дни жизни Джеральда я оказалась сильнее, чем он. Я стала его жалеть. Вот что это было — жалость, а не любовь.

— А что он писал в это время? «Меньше значит больше»?

— Нет, — сказала Урсула, — к середине июня он уже получил сигнальный экземпляр. Он вносил в него правку перед самой смертью. Не знаю, что он писал. Я искала рукопись сразу после его смерти и потом еще раз, когда разбирала бумаги. — Она улыбнулась при виде озадаченного лица Сэма. — Удивляешься, как я узнала бы его новую работу? Он так ужасно печатал! Но среди бумаг не нашлось грязного черновика, все рукописи были отпечатаны либо мной, либо Розмари.

Урсула пришла к выводу, что Джеральд сам уничтожил начатую книгу. Что бы это ни было — автобиография, роман, сплав обоих жанров, он избавился от рукописи. Летом он не мог втайне от всех сжечь большую стопку бумаги, но мог попросту выкинуть ее в корзину, которую регулярно выносила Дафна Бетти.

— Хорошо, что под конец я почувствовала к нему жалость, — подвела итоги Урсула. — Пусть не любовь, но хоть капельку тепла, капельку сочувствия.

— Ты надеялась, что он перенесет операцию и еще поживет? — спросил Сэм.