Черный пес Элчестера
Шрифт:
– Не подходи, - тихо, с угрозой, повторил молодой человек.
– Фрэнсис!
– Милица рухнула на колени, ошеломленно глядя на него.
– Я же люблю тебя...
Она хрипло, судорожно всхлипывала, и каждый ее всхлип болью отдавался в сердце Фрэнсиса.
Как чернокнижница прочно опутала его чарами, если даже теперь... Даже теперь он готов броситься к ней, сжать в объятьях, поцелуями осушить ее слезы и вновь с головой рухнуть в этот сладостный омут: в обожаемые глаза этой колдуньи...
Но как забыть
Ее слова...
"Ведьма!"
Он должен быть сильнее. Не предать свою настоящую любовь во второй раз...
– Не может быть...
– шептала девушка.
– За что? Почему? Это же так несправедливо!..
– Черт бы тебя побрал...
– сквозь зубы процедил Фрэнсис, вставая и беря Милицу на руки. Уложив ее на кровать, он накрыл бедняжку одеялом, с трудом удержавшись, чтобы пальцами не провести ласково по волосам... Хотя бы мимолетно... Боже, как он любил ее волосы! Зарываться в них лицом...вдыхать их аромат, запахи ее волшебных и целебных трав...
Больше никогда он себе этого не позволит.
– Спи, Мили, - устало попросил он.
– Не разрывай себе сердце.
"И мне... Провались ты в преисподнюю..."
Она судорожно вцепилась в него, не отпуская. Вздохнув, он лег снова рядом с ней.
– Это ничего не изменит, Милисента, - тихо произнес он и, отвернувшись к стене, пролежал остаток ночи без сна, молча.
Он знал, что Милица тоже не спала.
И тоже молчала.
Рассвет забрезжил тонкой полосой на горизонте, синие утренние сумерки разлились по комнате, за окнами стало видно, как наливается красками мир, и мягкий туман тишиной стелется меж деревьями...
Это было их последнее утро здесь. Таким оно было...
Фрэнсис поднялся с кровати, не говоря ни слова, и стал одеваться. Бросил Милице ее платье:
– Собирайся!
– Может, ты мне объяснишь, что случилось?
– тихо спросила она.
– Я уезжаю. Так или иначе. Если ты по-прежнему хочешь в Париж, я не изменю своему обещанию проводить тебя. Дальше наши пути разойдутся.
Ведьма опустила голову.
– Хорошо, - наконец сдержанно произнесла она.
– Мне есть куда идти. Я обещала не удерживать тебя, и тоже не изменю своему слову. Но если...если будет ребенок?
– Молись, чтобы ты ошиблась в днях!
– сухо ответил лорд.
– Ты не сумеешь меня привязать к себе таким способом.
– Хорошо.
– На сей раз тон ее был ледяным.
– Если же я не ошиблась в днях, это будет мой ребенок. Только мой. Я не стану раздражать тебя просьбами и требованиями.
Фрэнсис отвел глаза.
– Не надо так... Ты всегда можешь обратиться ко мне. Я помогу деньгами...всем, что потребуется! Но не останусь с тобой.
– Он присел возле нее на корточки и мягко произнес: - Ты сама виновата, Мили. Колдовство не приводит к добру.
Девушка вскинула на него ошеломленный
– О, вот в чем дело... Поздно же ты испугался любить ведьму! Я не околдовывала тебя, Фрэнсис... Околдовать... Значит хотеть получить любой ценой... Против воли... Если бы это было так, я не отпустила бы тебя сейчас, мой прекрасный рыцарь...
– на глазах ее выступили слезы.
– А как бы ты могла меня удержать?
– он выпрямился и потянулся за поясом. Милица не ответила, лишь дрогнули в скупой, невеселой усмешке губы. Она надела платье и встала.
– Что мне приготовить?
– Я сам приготовлю, - сухо возразил молодой человек.
– Ты больше к посуде не подойдешь!
– Понятно, - коротко ответила Милисента, садясь на краешек стола.
– Приступай. Я соберу вещи в дорогу.
– Свои - пожалуйста. К моим ты больше не прикоснешься!
...Завтрак прошел в натянутом молчании. Оба избегали смотреть друг на друга. Солнечные лучи легли на чистые половицы, позолотили изголовье пустой постели, когда рыцарь и волшебница вышли во двор. Фрэнсис оседлал Уголька и вскочил в седло.
– Пойдешь пешком, - коротко бросил он спутнице.
– Я не посажу тебя рядом с собой.
Милица не произнесла ни слова, лишь взялась за стремя.
Они уходили, и дом обреченно смотрел им вслед распахнутыми ставнями, жалобно скрипел незапертой дверью... Слезы дождей омоют его крыльцо, осыплются прощальными дарами на изголовье постели осенние листья и крылышки кленовых семян, зима выстудит его горницу - и только птицы по весне будут вить свои гнезда в разрушающейся кровле...
Конец второй части
Часть третья
Глава XVII
...Перевалы. Неприступные твердыни зимы и вьюг. Острыми зубцами вонзались в промерзшее небо башни гор, поземка вылизала белым языком бока валунов, присыпала их сухой снежной крупой. Ледяные кристаллы пушистой шубой укутали стены скалистых лестниц и обрывы ущелий.
Тропы над пропастью...
Вершины в ослепительном блеске вечных снегов...
Путникам пригодилась теплая одежда, взятая из брошенного дома.
На ночевках молодые люди спали по очереди, поддерживая пламя в небольших очагах охотничьих сторожек, давших им приют на ночь, как и многим путникам до них.
Альпы были погружены в величественное безмолвие.
И в безмолвие были погружены Фрэнсис и Милисента. Ни граф, ни крестьянка больше не произнесли ни слова. Она ни разу не попросила его ехать помедленнее, и ни разу не пожаловалась на усталость, голод или стужу. Он без слов придерживал коня, устраивал привалы и готовил еду, по-прежнему не доверяя Милице котел.