Черный Шаман

Никитин Олег Викторович

– Эй, ты что? – насторожилась черная девка. – Парней любишь, что ли?

Случившиеся поблизости от огня наемники незлобиво заржали.

– А что тут такого? – послышался сзади голос доброго Джадо. Он возник в круге света, будто демон ночи. – Чем парни хуже девчат? Даже лучше! Верно, друг Вадим?

– Не отнимай у меня белого воина, педик, – возмутилась девица и силком усадила Вадима подле себя. – Он тебя не хочет, противный! Уходи! Правда же, мой герой? Ведь я тебе больше нравлюсь?

– Да, безусловно!

– Злой, негодный мальчишка, – обиделся Джадо. –

Ты еще пожалеешь, что оскорбил мое светлое чувство. – Он вскинул руки к лицу и понуро удалился в ночь.

Но пока что ни о чем таком Вадим жалеть не собирался. Напротив, назойливый Джадо начал досаждать ему даже больше, чем злобный Квакваса. Тот хотя бы с любовными признаниями не лезет! Уже за одно это его следовало уважать и опасаться.

– Пойдем со мной в заросли, красавчик, – промурлыкала негритянка. Пока диверсант размышлял о своей личной жизни, она успела задрать пальмовый подол и уже вовсю двигала бедрами, охмуряя бледнолицего воина. – А ты мне за это десять метикалов подаришь.

– У меня только девять... А резиновый чехол у тебя есть?

– Девять? – возмутилась она и тут же опустила листья на место. – Да как ты смеешь приставать к честной женщине за такие гроши! – Она отпихнула Вадима и стала высматривать свободного воина армии таха. – Сегодня только за десять! Или ищи метикал, или даже не трогай меня, негодяй. Все вы, белые, мерзавцы.

– Не очень-то и надо! Деньги целее будут.

Вадим поднялся, но был остановлен возмущенными криками чикулелки:

– Подонок! Он меня щупал! Изнасиловал! Где мои метикалы, скотина?

Из ближайшей хижины высунулся седовласый негр с копьем. Оценивающе оглядел бывшего сержанта и его большой нож.

– Замолчи, дура, – проворчал он и нырнул обратно.

Пришлось бедной женщине так и поступить, но горевала она недолго – заприметила во мраке нового кандидата и помчалась на его поимку. Вадим же разочарованно двинулся в обход деревни. Что ни говори, а сегодняшний банный эпизод на реке оставил в его душе глубокую рану. Не окажись девка такой твердой в своих принципах, она могла бы пожать изрядные любовные плоды.

* * *

В эту ночь ни одна туземка не пожелала разделить с Вадимом любовные утехи за сумму, меньшую чем десять метикалов. Точнее, желающих нашлось довольно много, однако были это очень страшные или совсем уж древние чикулелки. Они даже предлагали неприкаянному солдату пищу, но тот решительно отвергал такую противоестественную форму любви. А с откровенно несовершеннолетними диверсант, будучи в душе миротворцем ООН, решил не связываться.

Тем более самых юных девиц уже загнали спать.

Несколько раз диверсанту предлагали «живую» кожу, так выгодно проданную Ирвином любвеобильному снайперу Джадо. Кожа довольно быстро переходила из рук в руки. Впрочем, скоро у сержанта появились сомнения в удачности сделки. В деревне, затопляемой волнами необузданной страсти, цена обрывка искусственного эпидермиса росла бешеными темпами.

Когда к Косинцеву подкатился третий продавец, его «сокровище» строило уже двести пять метикалов!

–

Ты свихнулся, боец, – оторопел Косинцев. – Это же больше золотой кордобы. За такие деньжищи можно сразу двадцать девочек склеить, и еще на выпивку останется.

– Да тебе и одной-то не удалось! – презрительно молвил воин таха. – Проходи мимо, нищета белопузая! Так и помрешь импотентом.

Словом, через час блужданий по деревне, насмотревшись всяких безобразий и выслушав массу обидных обвинений в жадности или импотенции, Косинцев достиг окраинного строения, напоминающего сарай. Его как раз покинула помятая девица. Она быстро убедилась в недостаточном богатстве белого воина и упорхнула, а бывший сержант с глухими проклятиями ввалился внутрь. Как ни странно, сарай оказался достойным того, чтобы в нем одиноко вздремнуть где-нибудь в темном углу, подальше от похотливых соратников-таха.

– Кто там? – услыхал он грубый голос Ирвина. – Проваливай, шлюха, деньги уже кончились!

– Это я, твой командир, – сурово сказал Вадим и зажег спичку. – Не нужно мне твоих грязных метикалов, у меня и свои есть.

– Откуда? Неужто никому не захотелось одарить тебя пылкой любовью? – опешил негр.

– Отвяжись.

– Да ты просто жмот! Все воины делятся доходом с нищими аборигенами, а ты каких-то десять метикалов пожалел. И никакой ты мне не командир, кстати, а простой солдат.

– Сказал же, заткнись, дезертир. Эй, а почему тут так пусто? – насторожился Вадим. – Что, перекрытия ненадежные? В каждой хижине по десятку наемников, а тут лишь мы с тобой да крысы.

Он стал простукивать стены, как в кутузке деревни Хендаваши, и даже подпрыгнул, чтобы потрогать потолок, но только сбил какое-то толстое крылатое животное – оно с воплями и треском крыльев принялось метаться по сараю, пока не угодило в дверной проем.

– Прекрати шуметь, а то еще нагадят нам на морды ядовитым пометом, – возмутился американец. – Я всем сказал, что сегодня здесь ночует белая обезьяна Вадим, и мои черные братья разбежались. Крысы, кстати, тоже за ними ушли, а шуршат летучие вампиры. Они высоко, им не страшно! Здорово я придумал? Кстати, я новый анекдот знаю, Джадо поделился. В общем, тувлюх собирается в Мавротопию. «А ты знаешь, – говорит ему жена, – что там сорок градусов в тени». – «Тувлюх не дурак, в тени сидеть не будет!»

– Смешно, оборжаться просто... Между прочим, этот Джадо оказался пронырливой сволочью. Уже перепродал твою «живую кожу» с хорошим наваром. То-то будет скандал, когда выяснится, что толку от нее – как от бегемота шерсти!

Однако Ирвин лишь скептически хмыкнул, хотя и с оттенком недовольства.

Вадим отыскал ровное место с кучкой сухих листьев и разлегся на нем. Ноги гудели от долгих скитаний по Чикулеле, а на сердце было тоскливо. Что за жестокая судьба диверсанта!

– Странно все это. Неужели таха считают меня прокаженным? – озадачился он. – Или думают, что я скоро стану сержантом, вот и подлизываются. Дескать, спи в просторной хижине, без нашего смрада и храпа. Да, это похоже на правду.