Черный смерчь (главы из романа)

Логинов Святослав

– Топор топором, а нож сам по себе. В нем в нужную минуту сила предков просыпается. Слышал, небось, рассказы, как Бойша с одного удара диатриме голову снес?

– Так то когда было?
– усомнился Таши.
– Тогда нефрит целым был, а теперь он на две части расколот, и даже на три, если твою проколку считать. Ты говоришь, сила во всех трех кусках, значит, и в кистене тоже, а кто эту силу видал? Вождей со времен Бойши сменилось двое, но никто из них с одного удара диатриме голову не сносил.

– Значит, случая не было, крайнего. Да и не у всякого в руках нефрит силу покажет. Прежний вождь, Стакн, большим мастером был, душу камня понимал как никто, так он говорил, что священный

нефрит это просто камень, пока его в руку не взять. А уж тогда он сам определит, достойная ли рука за него взялась.

Таши, ни на миг не замедляя шага, вытащил святыню из кожаных ноженок, где прежде висел его собственный, кремневый нож, теперь спрятанный в суму, подержал в руке, затем пихнул обратно.

– Нож как нож, - сказал он.
– Удобный. Как раз по руке. Ну, и красивый, конечно. А так - ничего особенного, никакой силы не видать.

– Омутинника им зарезал?
– напомнила мать.

– Так то омутинник, нежить подводная. Ему и положено таких вещей бояться.

– Ладно, - сказала мать.
– Давай пошевеливайся. Нам до дому еще шагать и шагать, а хотелось бы завтра к вечеру поспеть. Тревожно что-то у меня на душе.

– Сама же разговоры затеяла, - обиделся Таши, - только дыхание сбиваешь зря. Мне-то что, я и с разговорами могу, а ты уже вся запыхалась.

– Ничего, я и запыхавшись поспешаю, - отозвалась йога.
– А ты знай, что за вещь у тебя в руках. Думаю, что раз с омутинником ты справился, то и в остальном нож тебе по руке придется.

– Нож вождю надо отдать, - угрюмо заметил Таши.

– Надо. Как придем в селение, так и отдашь. А покуда он у тебя в руках, так ты к нему приглядывайся, пригодится...

– Некогда приглядываться, бежим как оглашенные, - проворчал Таши, окидывая цепким взглядом плес, открывшийся за поворотом реки.
– Сейчас приглядываться надо, чтобы не вылезти ненароком на незваных гостей, а не беседовать, словно в родном доме.

– Нет тут никого, - отозвалась Уника.
– Видишь выпь невспугнутая? Значит, людей поблизости нет.

Выпь, покинувшая камыши и красовавшаяся на самом виду, на отмели, взмахнула крыльями и тяжело потянула к пологим островам посреди реки.

– Нас испугалась, - успокоил Таши.

На ночевку устроились уже в знакомых местах, откуда до дому оставался день хорошего ходу. Костра Уника разжигать не позволила. И без того ночи теплые, и без огня не озябнешь, а приметить костерок можно издали.

Туран, носившийся где-то целый день с Роником на руках, теперь сидел, поджав косматые колени к бороде и сосредоточено ворчал что-то умиротворенное. Уника велела Таши укладываться спать, а сама взялась раскидывать обереги.

Таши пожал плечами, но перечить не стал. Улегся на землю, укрылся кожаном с головой, чтобы комарье не донимало, и закрыл глаза. Уже засыпая подумал, что как раз сейчас можно было бы и поболтать всласть, а на мать молчанка напала. Хотя, ей колдовать надо, и, значит, разговоров быть не должно. Вообще-то, настоящее женское колдовство должно твориться только если мужчин поблизости нет, но Таши давно привык к материнским тайнам и честно не прислушивался, когда мать принималась ворожить. Разберется мать со своими делами, тогда и настанет Ташина очередь караулить, прислушиваясь к ночной тишине.

Поспать удалось совсем немного, часа, может быть, полтора. Уника разбудила его, когда еще и полуночи не было.

– В селении неладно, - коротко сказала она.
– Придется нам ночь без отдыха идти. Да и там, как бы опять не пришлось запретными делами заниматься. Туран, поднимайся! И чтоб от меня - ни на шаг!

* * *

Всей неожиданности хватило детям зубра на то, чтобы без толкотни пройти сквозь

неширокие ворота и выстроиться боевым порядком. Не пропали зря давние уроки войны против диатритов, когда только совместными действиями многих людей удавалось вырвать победу. И сейчас встали на поле не хуже мэнков: в первом ряду копейщики со щитами, а лучники позади, прикрытые от вражеских стрел. А вот до кустов и зарослей, где устроен вражеский стан, добежать не успели, навстречу в полном порядке выдвинулись ряды мэнков. Видать, хотя и варили оборотни похлебку, а на ворота поглядывали и к нападению были готовы.

Лучники все же успели выпустить в сторону вражеских шалашей и балаганов огненные стрелы. Кое-где в кустах занялись дымные огни. Невелик ущерб десяток шалашей, что за полдня выстроить можно, но долг платежом красен, на том люди с давних времен крепко стоят.

А потом две рати сошлись на бывшей пашне, уже политой в этом году человеческой и чужинской кровью.

Тейко шел во втором ряду, хотя вместо лука у него было копье и зеленый кистень на левой руке. Ничего не поделаешь, вождь должен быть виден всем, а в первом ряду воины скрыты щитами, их так сразу друг от друга не отличишь. Странное чувство одолевало молодого вождя. Вроде бы на битву идет, а мысли текут медленно, вяло, как не свои. Почему-то вспомнилась бойня на Истреце, когда люди впервые сошлись с диатритами и полной мерой отплатили им за гибель Нижнего селения. Тогда Тейко был простым воином и верил, что вождь, славный Бойша, знает все и за все отвечает перед людьми и предками. А он, Тейко, только своей жизнью рискует. Тогда казалось, что уж он-то, Тейко, на месте вождя куда как лучше управился бы. И вот пришло время управляться, а он не знает как быть. Ясное дело, Бойше куда как легче приходилось. Что такое диатрима - птица и больше ничего, а тут все неведомо...

– Не спать!
– крикнул Тейко любимую приговорку старого вождя. Больше для себя крикнул.

Первые ряды сошлись так и не дав хорошего залпа, берегли стрелы для верного выстрела. А затем оказалось, что есть у мэнков средство и против щитов. Не простые оказались у оборотней копья, а с крюком, крепко примотанным к рожну. Зацепил таким крючком край вражеского щита, рванул на себя и открыл противника под пущенную в упор стрелу. Упали первые воины Лара, пролилась первая кровь. Тут уж оставалось забыть о правильном строе, ударять щитами в щиты и пускать в ход топоры.

Лишка шла в первом ряду, в самом центре войска. Когда сошлись с мэнками, она сумела удержать щит в руках, а вот копье, хотя и пробило вражеский щит, но накрепко завязло среди упругих лозин. Бросив копье, девушка выхватила топор и прыгнула вперед. Толчок вышел неплох, мэнк, укрывшийся за щитом, упал, Лишка пробежала прямо по щиту, под которым ворочался сбитый мэнк, и обрушила удар на голову лучнику, только что пустившему стрелу в живот Ляхе. Не будешь, тварь, на людей руку поднимать! Следующий удар достался в шею второму лучнику. Хрустнули позвонки, и оборотень отправился на встречу с предками с навечно кривой шеей. Третий пытался сопротивляться, он успел бросить лук и выхватить мечишко, но тут выяснилось, что и Лишка не зря сохранила в свалке неудобный большой щит. Меч, теряя обсидиановые накладки, шкрябнул по прутьям, а клювастый топор уже ударил в висок, оборвав еще одну мэнковскую жизнь. Слабы оказались мэнки в рукопашной схватке, привыкли на магию полагаться да на всякую хитрость! Во мгновение ока два войска смешались, каждый вопил свое, трещали, сталкиваясь кремни, хрустела отточенная кость и свистели редкие стрелы, что еще пускал кто-то из лучников, оказавшихся вне схватки. Особенно дико среди этого мужского гвалта звучал визг Лишки, самозабвенно рубившейся в первых рядах.