Черный смерчь (главы из романа)
Шрифт:
Тейко очутился в самой гуще боя. Здесь он был в своей стихии! Мелькало копье, уже испробовавшее вражеской крови, гудел в ременной петле кистень.
– Ломи!..– ревел вождь, и голос его был слышен всем.
А потом вдруг ожгло левую руку, и кистень не выпал лишь потому, что был надежно захлестнут вокруг запястья. В предплечье торчала мэнковская стрела, пробившая руку насквозь.
Лишь тогда Тейко заметил, что не все противники ввязались в битву, два отряда обошли сражающихся и теперь, стоя за стеной щитов, неспешно, на выбор отстреливали его воинов, позволяя своим отойти и спастись от безжалостных топоров.
– К стенам!– летел над полем крик Мугона. Старейшина, которому скоро пятьдесят стукнуть должно, тоже был здесь, не усидел среди баб и детишек и бился неутомимо, как молодой. Теперь он, не видя вождя, взялся командовать детьми Лара.– К стенам! Там лучники прикроют!
Сколько там на стенах стрелков осталось? Но все равно, лучше чем ничего. Под градом стрел воины начали отходить. Те, кто умудрился в сумятице боя сохранить неудобный щит, старались составить заплот, прикрыть остальных товарищей.
Мэнки двигались за отступающими медленно, не рискуя больше сходиться врукопашную и позволяя лучше людям уйти невредимыми, чем самим бросаться под топор. Строй они не нарушали, так что идущие в первом ряду щитоносцы до сих пор не поучаствовали в сражении. Давили мэнки не торопясь, полностью используя то, что их было чуть не вдвое больше, чем людей.
Вот уже стены совсем рядом, еще чуток и сверху откроет огонь оставленное заграждение. Тогда щитоносцам придется поднять свои плетенки над головами и, значит, открыться для тех, кто сражается внизу.
– Стрелки - во второй ряд!– вновь послышался голос вождя.
Оклемался Тейко, пришел в себя и уже не лез сломя голову в драку, а как и положено командиру, приказывал простым воинам.
Никто не успел выполнить приказа, потому что вновь, в который уже раз за недолгие минуты боя мэнки преподнесли людям сюрприз. Шеренга чужинцев вдруг развернулась лицом к частоколу, щиты разом опустились, взметнулись десятки луков и туча стрел полетела в сторону одинокой скособоченной фигуры, что стояла на приступке стены, на самом виду, напоминая любителям магии, что ждет тех, кто привык побеждать воинскую силу силой колдовства.
Так вот почему позволяли мэнки людям отходить к воротам почти без потерь! Не за людьми они охотились, а за одним-единственным человеком, которого боялись больше, чем всех остальных людей вместе взятых!
Мгновение над полем висела тишина, а потом ее прорезал громкий, совершенно неуместный и очень веселый смех Ромара. Колдун, как и прежде стоял на гребне стены, на скуле ярко алела царапина, прочерченная слишком меткой стрелой, еще одна стрела пробила полу балахона накинутого на старческую фигуру, а все остальные выстрелы пропали зря, то ли расстояние еще было велико, то ли страх затуманил взгляд мэнкам и заставил дрожать руки - то знают лишь поганые мэнковские предки.
– Давай, бей в меня, старого, трать стрелы!– кричал Ромар дребезжащим голоском, не заботясь о том, понимают ли его вражеские стрелки.
Воспользовавшись заминкой, рванулись вперед дети Лара и смяли стрелков, не позволив им выстрелить второй раз. А затем, хочешь - не хочешь, опять откатились к родным стенам, ибо новые шеренги еще не побывавшие в бою надвинулись на них. И опять мэнки не стали расстреливать потерявших порядок людей, а развернулись и дали залп по ненавистному
Откуда взялись в селении лишние бойцы, то ли воротная стража покинула пост, или двое лучников бросили свое дело, сражающиеся не знали. Надо было драться, и люди дрались.
Когда по сторонам поднялись плетеные щиты и прикрыли его от стрел, Ромар бросил быстрый взгляд на своих спасителей и охнул от удивления. Конопатая Калинка и Лада - Роникова мать в мужской одежде и с копьями в руках стояли справа и слева от него. Лица у обеих были отчаянные, но руки не дрожали.
– Правильно, бабоньки!– подбодрил колдун женщин.– Постоим тут на вольном ветерочке. Побольше в нас постреляют - поменьше нашим детям достанется.
Теперь, когда осаждающие поняли, что до Ромара им так просто не добраться, их внимание снова переключилось на вышедший из ворот отряд. Щитов здесь почти не оставалось, но дети Лара успели перестроиться, укрывшись за немногими сохраненными плетенками. Десятка два чужинцев, вооруженных хитрыми мэнковскими копьями ринулись вперед, чтобы открыть непокорливых людей под выстрелы, после чего их можно будет перестрелять, как гусей на перелете. Кто-то из мэнков не добежав, кувырнулся, со стрелой в груди, но большинство достало противника, вцепилось баграми в край щитов, стараясь лишить людей защиты.
Лишка свой щит сохранить сумела, не было у нее мужской привычки бросать вещь, вдруг показавшуюся ненужной, и за спиной у богатырки сгрудилось чуть не пятеро воинов. Навстречу Лишке выскочил рослый мэнк, каких среди нападавших не так просто сыскать было. Бросив свой щит, он перехватил крюк двумя руками и, зацепив плетенку, рванул что было сил. Затрещала лоза, щит, не выдержав, надломился, сложившись вдвое. Лишкин топор мелькнул черной молнией, уложив вражеского храбреца, но и сама девушка, и лучники за ее спиной оказались открыты перед вражескими стрелками. Лишка прыгнула вперед, стараясь схватить оброненный мэнком щит. Она бы ни за что не успела, но один из медведей заслонил ее собой, приняв грудью предназначенную девушке стрелу, а через мгновение широкий мэнковский щит уже закрывал людей. Сын медведя покачнулся, изо рта хлынула пенистая кровь, но у воина еще достало сил на последний рывок. По самую обвязку на рожне вбил светловолосый лесовик копье в живот своему убийце и лишь затем опустился на землю, как человек, который доделал все дела и теперь может отдыхать.
Тейко видел, еще минута - и бой превратится в бойню, но не было сил принимать решения и вести людей. В пробитой руке полыхал тяжелый неугасимый уголь, боль застилала глаза, мешала думать. Хотелось опуститься на землю и умереть, чтобы не видеть того, что творится вокруг. Будь он простым воином - давно бы лежал под ногами торжествующих мэнков, но Тейко знал, что на него сейчас смотрят все родовичи, и это знание наполняло его злобой и заставляло идти вперед. Тейко лишь сорвал с раненой руки безумно тяготящий ее шар кистеня и, вздев правой рукой копье, ринулся на врага: