Черный смерчь (главы из романа)

Логинов Святослав

Вроде бы наступила пора шаману камлать, полдень подходит, время, когда солнце смотрит в самую глубь омута. Именно на полуденный час договаривался Калюта с йогой, обещая помощь, да вот беда - мэнки в дальних кустах снова завозились, выступили на поле, и Калюта, стараясь не думать, как там Уника одна справляется, ударил в бубен, не в верхний мир отправляясь, а призывая воинов к битве.

На этот раз сражение начали не торопливые мальчишки, первыми поспевшие к стенам и поплатившиеся за свою торопливость, а основные силы пришельцев. Оказывается, был мэнкам знаком и правильный строй, и искусство малой кровью уничтожать противника, засевшего позади стен. Во всяком случае, люди прежде такого не видывали. Из зарослей вышли с полсотни воинов, каждый из которых держал в руках огромнейший, сплетенный из лозняка щит, обтянутый грубой кожей. Теперь стало ясно,

что делало вражье войско все эти дни на луговом берегу. Уж чего-чего, а лозняка произрастало там изобильно. За каждым таким щитом, а фактически - куском плетня, кроме самого щитоносца скрывалось по два лучника. Первые же выстрелы показали защитникам, что даже самая тяжелая стрела навылет такой щит не прошибает, каменный оголовок надежно застревает в сыромятной коже и свежесрезанных прутьях. В несколько минут огромные щиты обратились в подобие небывалых ежей, сбежавшихся к городьбе.

– Зря стрелы не трать!
– командовал вождь.
– Они потом в нас же полетят! Как лучники приоткроются, тут их и сшибайте!

Это люди понимали и сами. Жаль, что стреляющий из-за городьбы тоже должен приоткрыться в момент выстрела. Хорошо хоть раненый мэнк оказывался весь на виду, и его можно было добить, а раненого человека немедля оттаскивали и перевязывали. Плохо, что раненый лучник - уже не боец.

Небольшая группа мэнков, прикрываясь щитами, выбежала к самым воротам. У этих врагов не было луков, те воины, что прятались за переносными укрытиями, тащили охапки хвороста и горящие факела. Оборотни понимали, что просто городьбу поджигать смысла не имеет, мореный дуб считай что и не горит, а позади заточенных столбов насыпан вал, которому огонь и вовсе не страшен. Поэтому огненные стрелы летели поверх голов защитников, в дома. Впрочем, дома, надежно обмазанные глиной, тоже не слишком боялись пламени. Будь иначе, что ни год, горело бы селение, подожженное собственной неосторожностью. А вот ворота огня боялись, - на прясла мореную древесину не поставишь, а то сам же замаешься открывать да запирать проход. Вероятно, и мэнки знали это не хуже людей, потому что поджигатели направились прямиком к воротам. Однако, весь их геройский порыв пропал зря, сделать они не успели ничего, - Тейко скомандовал, дружный рывок выдернул запорные клинья, и втащенное на вершину охватное бревно сыграло на хрупкие лозняковые щиты. Трое мэнков были убиты на месте, остальные, волей-неволей открывшиеся, немедля расстреляны в упор. На одного из мэнков Данок умудрился накинуть аркан. Извивающуюся фигуру потащили наверх, но переволочь через заплот не успели, разом три стрелы пробили тело чужинца.

– Ты гляди, что делают?!
– воскликнул Ляха, жилистый мужик, пахарь по призванию, лишь в годину бедствий взявшийся за оружие, - ведь своих бьют, тварюги!

– А ты бы согласился живым к ним в плен попасть?
– спросил Мугон, распоряжавшийся на воротах.
– Вот и они тоже лучше умереть согласны, чем в наших руках очутиться.

– Так у них колдовство поганое!
– не сдавался Ляха.

– У нас тоже колдовство, да еще и посильнее ихнего. Видел, как они Ромара боятся? Вот то-то и оно! Ромар из пленного, поди, всю душу вынул бы. А может и с мертвого чего вытрясет... Ступай, скажи Ромару, что у нас тут мертвяк чужинский, пусть распорядится, как с ним поступить. А вы трое бегите за водой и следите, чтобы огонь на ворота не перекинулся!

Последнее было сказано как нельзя кстати, поскольку оброненные факела подожгли сухой хворост и теперь в двух шагах от заложенных ворот полыхал огромный костер. Трое парней побежали к дому молодых вождей, возле которого уже несколько лет как был выкопан колодец. Обычно за водой ходили к роднику и колодцем никто не пользовался, но содержали его родичи в порядке, за что и хвалили теперь самих себя. Так или иначе, без воды люди не останутся.

Остальной воротной страже Мугон также нашел дело. Защитники с ликующими криками подняли на веревках второе бревно, чуть поменьше, но тоже весомое, и демонстративно установили его, показывая, что ждет любителей сунуться к воротам.

Желающих попасть под бревно больше не нашлось. Расстреляв запас стрел, мэнки отошли к дальним кустам. После этого дети зубра приоткрыли проход, разбросали костер и втащили в селение слегка обугленное, но так и не занявшееся бревно.

На том бой и кончился. Дети Лара потеряли трех человек убитыми да пятерых раненными - тех, кто попал под вражеские стрелы. У мэнков серьезно раненых не было, зато убито было десятка полтора.

Так всегда и бывает - кто лезет вперед, тот и в лоб получает. Применить магию мэнки так и не осмелились, верно боялись, что безрукий повернет их же силу против них самих. Калюта ушел в свою землянку с чувством облегчения и одновременно тревоги. Селение отстояли, а вот Унику он подвел.

* * *

Таши долго не мог понять, что случилось с Роником. Вроде бы вот он, мальчуган, сидит, как ни в чем не бывало, ни на какую хворь не жалуется, дышит ровно, ни ран, ни болячек на теле не видать, а сам - хуже чем мертвый. И Турбо тоже - сначала скулил и пытался лизать Ронику лицо, а потом завыл переливчато, словно покойника увидел, убежал в степь и больше уже не вернулся. А уж собаку в таком деле не обманешь, она носом видит, что с человеком деется.

Мать, как чуток в чувства пришла, сказала, что не послушал ее мальчишка, сунулся в верхний мир и теперь его душа заблудилась в неведомых просторах и никогда не найдет дорогу к собственному телу. Этого Таши никак не удавалось постигнуть. Ну хорошо, во сне у человека тоже душа отлетает и бродит неведомо где, но поутру всегда возвращается в родное тело. А тут, Таши и звал, и за плечо тряс, и уши тер словно обмороженному - ничто не помогает. Сидит Рон как неживой, смотрит и не видит. И что ему понадобилось в верхнем мире? Сидел бы, где посадили, тряс погремушками да ждал бы, пока взрослые дело сделают. Нет, сунулся... Правильно мать не хотела брать его с собой, недетское это дело. Теперь вся радость от того, что удалось-таки добыть священный нож, погублена. Поход, в котором гибнут люди, не бывает удачным. А Рон - лучше бы погиб; мертвого хотя бы похоронить можно по-человечески, а потом поминать вместе со всеми ушедшими родовичами.

Мать, хотя и убивалась по мальчишке, нож, однако, осмотрела и, признав, вернула сыну - ты его достал со дна, ты и родичам принесешь. Выслушала как Таши с омутинником схлестнулся, и как нож объявился и сам собой в руку прыгнул. Кивнула - значит успел-таки Калюта, пособил в самый последний миг. Омутинника уже не прогнать было, так Калюта нож подал. Так ли, этак - все ладно, что добром кончилось. Жаль мальчишка на месте не усидел - теперь плетись домой с победой, а хуже чем побитый.

Однако, сокрушайся - не сокрушайся, а на месте сидеть все одно ничего не высидишь. Начали собираться в обратный путь. Рон идти не мог, а бросать его на пустынном берегу совесть не позволяла, хотя самому шаманышу это было уже все равно. Решили нести мальчишку на руках. Таши нагрузил на себя чуть не весь скарб, а Уника взяла Рона, припеленав его к груди, словно новорожденного младенца.

С таким грузом быстро не пойдешь, к тому же, ночевать возле развалин тоже не хотелось. Прошли полпути до разрушенного селения и остановились, немного не доходя до первых зарослей мертвянника. Запалили костер, а окрестные кусты на всякий случай щедро оросили речной водой. Провизии с собой не было, но это не беда, не маленькие, перетерпят денек, пока не доберутся до того места, где была оставлена котомка Рона со всем их запасом. А как с Роном дальше быть - того и Лар не скажет. Мальчишка теперь и жевать не умеет - как такого кормить?

Ночью при полном безветрии вьюжно выло над головами, кто-то выходил к костру, смотрел, ждал пока люди уснут, но не дождался и, напуганный заклинаниями, что творила йога, убрался восвояси.

Утром, еще до света, вышли в путь. Хочешь - не хочешь, а за день надо пройти все, что заранее отмерено - не останавливаться же на ночевку возле могильника. С волшебным ножом, правда, не так страшно, но все одно, лучше смерть за усы не дергать. Шли поспешно, словно не домой возвращались, а убегали от погони, и к развалинам Низового поспели задолго до полудня. Сворачивать к развалинам Уника не собиралась - не то время. Напротив, свернула под обрыв, чтобы подобрать припрятанную котомку Рона. Хоть и лишняя тяжесть, но есть в дороге надо, да и ребенка нужно как-то накормить, а то и живым до селения не донесешь.

Вот там-то, под обрывом и выпала им новая встреча.

Уника первой спустилась по песчаному склону и остановилась, предостерегающе подняв ладонь. Тяжело нагруженный Таши попытался было остановиться на полушаге, но песчаный оползень стронулся под ним, и Таши с шумом съехал к самой воде, разумеется всполошив заколдованного Турана, который сидел под обрывом на корточках и с удивлением возил по песку провизию из разодранного детского мешка. Услышав шум великан вскочил и немедленно ухватил выдранный с корнем древесный ствол, третий за последние три дня.