Черный ящик
Шрифт:
– Это вы с кем говорили сейчас? – спросила у него сияющая Татьяна Александровна, когда он медленно вернулся на место.
– Я искала туалет.
– А меня берут. Сейчас сдам одежду и …
Акимов перебил ее:
– Я могу идти?
– Да, конечно! Спасибо вам, родная. Огромное спасибо! Вы мне так помогли.
– Тогда до свидания. У меня есть дела.
– Конечно, конечно. Что-то опять случилось? У вас так изменилось лицо!
– Очень болит живот, Татьяна Александровна.
– Я вас прекрасно понимаю.
– Тогда я пойду.
Татьяна Александровна принялась что-то желать на прощанье, но Акимов,
Острая потребность в тишине и одиночестве привела его в Сосновку.
Он сидел на скамейке и думал. Никого и ничего вокруг не замечая. Ни солнца, играющего с ватными клочками облаков, ни бегающих без намордников собак, ни красного глянца кустов, выставивших прутья из канавы с водой, ни шелестящих шинами велосипедистов. Он думал.
Случилось чудо. Спонтанное соединение обстоятельств, открывшее новую перспективу. Счастливая случайность, после которой многое вставало на свои места, и история становилась все более правдоподобной. Исключительное событие, после которого обозначились звенья некоторой цепи.
Витя, оказавшийся вовсе не Витей, а анестезиологом Владимиром Викторовичем. Старуха, лежавшая именно в этой больнице. Он сам, имевший, пусть пока неясные, но определенные отношения с этим Витей и переместившийся своим сознанием в тело этой самой старухи. Также имевшей возможность взаимодействовать с Витей. Совпадений слишком много. А когда совпадений слишком много, то они называются закономерностью. Или тенденцией. Но лучше назвать это закономерностью. А любая закономерность поддается изучению. Посредством сопоставления. Сопоставим… Витина маскировка, его ложное имя и очки, закрывающие пол-лица, говорят о том, что он знал, чего хотел, когда позволял Акимову болтать о себе и душить Витю галстуком. С пьяным в стельку Акимовым он сближался намеренно. И вовсе не для того, чтобы поехать с ним к «бабам». Какие Акимову бабы, если он едва держался на ногах? Это просто предлог, чтобы он сам, в пьяной добровольности, ушел вместе с Витей из ресторана. Не вызывая никаких подозрений. Вот такой механизм. Вполне реальный и очень простой. Позволяющий без труда, насилия и шума Акимовым завладеть. Может такое быть? Может. И как логичное допущение это можно оставить. Теперь необходимо вплотную заняться Витей. Точнее Владимиром Викторовичем Глинским. Определенное количество информации о нем уже есть. Малое, но есть. И первый шаг в этом направлении – увеличение этого малого количества.
Акимов поехал в Волосово.
Обратная дорога (маршрутка, метро, маршрутка) показалась ему быстрой и легкой. Он не чувствовал ни усталости, ни голода, ни жажды. Хотя с раннего утра ничего не ел и не пил. Акимова питала не оставляющая его несколько лихорадочная бодрость. Он ожил.
Вернувшись в квартиру, Акимов сразу сел за компьютер. И, забыв обо всем на свете, принялся искать. Через полтора часа он имел довольно длинный список Глинских. Глинских «вообще». Из него он последовательно исключил имеющих иные имена и отчества и явных стариков и младенцев. Осталось шесть Владимиров Викторовичей. От 35 до 50 лет.
Акимов засиделся. Было уже двадцать минут восьмого. От напряжения устали пальцы и спина. В комнате было темно – Акимов и не заметил, как наступили сумерки. Акимов встал, прошелся по комнате и выглянул в окно. На улице собирался дождь. Черные тучи залепили небо
Следующий шаг был немного сложнее, так как требовал взлома защиты базы данных сотрудников Ленинградской Областной Клинической больницы. Акимов, как инженер по безопасности, кое-что в этом смыслил. Но заняться этим вопросом вплотную ему помешали.
Он услышал, как за входной дверью на лестнице возник некий фоновый шум, переросший во вполне определенное топтанье у его двери. Потом раздалось металлическое шкрябанье по замку и приглушенное дверным полотном чертыханье. Раздался звонок. Громкий, пронзающий небольшое пространство квартиры, мерзкий звонок. Акимов замер. Звонок буравил его минуты три. После чего с той стороны начали переговариваться:
– Она чего, замок поменяла? Ну даёт, старая! Я ж тебе говорил, что у нее крыша окончательно съехала.
– Когда она успела? И не попадешь теперь.
– Блин, говорил тебе, в Дом престарелых ее сдавать, а ты!
– Куда она делась?
По голосам Акимов понял, что это явились Стасик и Надя. Он перестал дышать.
– Мама! Открой – в дверь начали стучать. – Ты слышишь меня? Открой, пожалуйста.
Еще несколько минут с нарастающей силой стучали.
– Мама! Ты дома? Открой! Это я – Надя. Нет ее, что ли? Мама!
– Ты что думаешь, если она не слышала звонок, то услышит твой стук?
Снова минуту дребезжало и звенело так, что у Акимова заболели уши.
– А может, ей плохо?
– Как же! Ты бы видела, как она на меня смотрела. Волком. Такой не будет плохо. Она еще тебя переживет.
– Мама! Открывай!
– Да нет ее. Таскается где-нибудь. Хотя, вроде, свет горел. Приехали, блин. Сейчас смотаюсь, посмотрю. Подожди.
Вниз посыпались тяжелые шаги. Акимов выключил на столе лампу, на цыпочках подошел к выключателю и ткнул клавишу. Тут же раздался стук:
– Мама! Это мы, открывай. Не прячься. Что ты там затаилась? Я слышу – ты дома.
Вернулся Стасик:
– В квартире темно. А ты что?
– Да мне показалось, там что-то щелкнуло.
– Ты уверена?
– Не знаю.
– Ну что, будем ломать?
– Ты скажешь! Может, подождем на скамейке?
– Да ты чего? У меня времени нет. Поехали на фиг. И разбирайся с ней сама.
В дверь бухнул кулак, и потом все, опускаясь, стихло.
Визит гостей Акимова колыхнул, но не очень сильно – у него теперь были твердая опора и четкая цель, позволяющие снисходительно относиться ко многим вещам. Даже к самому себе, то есть к телу. Оно словно разделяло душевный подъем Акимова и не беспокоило его. И воспринималось, как некое затруднительное, но преодолимое обстоятельство. Или вынужденный тупой и слабый партнер, помогающий от самого себя избавиться.
Когда улеглось легкое волнение, вызванное визитом Нади с сынком, Акимов почувствовал, что хочет есть. И так сильно, что голод мешает ему сосредоточиться на работе с компом.
Изыскания пришлось продолжить только после того, как Акимов до отвала наелся.
После ужина он сидел еще около полутора часов. И, перебрав десяток многоступенчатых комбинаций, своего добился. Глинский Владимир Викторович, 1968 года рождения, проживает на проспекте Испытателей в доме номер 20 в 284-й квартире. Домашний телефон номер 307–63–96, мобильный 914–47–11.