Черта прикрытия
Шрифт:
Она попросила корабль изготовить для нее достаточно одежды, ювелирных украшений и личных вещей. К ее прибытию все должно было быть готово. Она пыталась выпросить у него и какое-нибудь оружие, но потерпела неудачу. Корабль даже сперва отказался оставить ей одно из ожерелий, заподозрив, что его длины может оказаться достаточно, чтобы кого-нибудь придушить, но потом передумал.
В то же время корабль, не выказав никакого видимого недовольства, снабдил ее алмазной кредиткой, на которой уже лежала сумма, достаточная на все мыслимые и немыслимые потребности. Раздумай Ледедже убивать Вепперса, она могла бы без
Она тщательно изучила все, что было известно Культуре о Джойлере Вепперсе, планете Сичульт и Сичультианском Установлении, и готова была побиться об заклад, что сведения эти значительно превосходят объем информации, доступный самому Вепперсу.
Она беседовала с Демейзеном, который проявлял себя по первому ее зову и неизменно был разговорчив. Нельзя сказать, что он в буквальном смысле слова материализовывался, и ей казалось, что, зная технические детали происходящего, она уже воспринимает его появление немного иначе.
Она нехотя согласилась отправиться в виртуальную прогулку по кораблю, и то лишь потому, что Демейзен настаивал на этом с мальчишеским энтузиазмом. Виртуальный тур отнял некоторое время, но, вероятно, меньшее, чем реальный. Она запомнила только, что корабль способен разделяться на независимые секции и модули. В этом состоянии он скорее смахивал на небольшой военный флот, зато боеспособность несколько понижалась. Секций насчитывалось шестнадцать, а может, двадцать четыре — она не запомнила точно.
Она вставляла «О», «Ах!», «Что, правда?», «Ну надо же!», если чувствовала, что от нее этого ожидают. В этом у нее был накоплен значительный опыт.
Она даже подумывала, а не взять ли Демейзена в любовники. Чем большее сходство с мужчиной-сичультианцем он приобретал, чем дольше она здесь слонялась, на фоне фальшивого задника или без него, тем привлекательнее казался ей аватар и тем сильней становилась сексуальная тяга. Сперва она полагала, что кораблю ее поведение покажется бессмысленным, потом решила, что ему польстит (это значило, что он скажет «да»), затем пришла к выводу, что в таком деле важны стиль и чувственность. А однажды ей пришло в голову, что так будет просто безопасней для нее. Возможно, такой поступок увеличит ее шансы покончить с Вепперсом.
Разумы, сверхсложные искусственные интеллекты, которые управляли кораблями Культуры и в определенном смысле сами были этими судами, без сомнения, обладали полностью сформированными личностями и могли испытывать эмоции, хотя никогда не выпускали чувства из-под контроля интеллекта. Корабль уже намекал, что там, куда лежит их путь, клубятся тучи — и, возможно, ему представится шанс проявить во всем блеске свои безупречные военные таланты. Разве не может быть, что секс с корабельным аватаром позволит ей теснее привязать Демейзена к себе и заручиться его дальнейшим содействием?
Что же будет означать для корабля их с аватаром половой акт? Ничего? А вдруг она покажется ему кем-то вроде домашнего животного, и в дальнейшем отношения их будут компанейскими, умеренно приятными для обоих или, допустим, снисходительными с его стороны… а любая форма ревности, принадлежности или сопричастности по-прежнему будет немыслима
Ею руководили не эмоции, но голый расчет. Она готовилась выставить тело на продажу.
Много лет назад Вепперс навсегда отнял у нее разборчивость в сексуальных связях. Ей было абсолютно все равно, кто ее трахает. Меня это не ебет.
Ей предстояло продать ему себя (возможно, вопреки его желанию — не то чтоб она всерьез рассчитывала, что это сработает). С тех пор, как ее ревоплотили, она только один раз переспала с мужчиной — в ту единственную ночь на борту всесистемника. То был Шокас, и ему она действительно хотела отдаться.
Впрочем, она не осмеливалась обнаружить свои замыслы. Она понимала, что корабль способен в любой момент вернуться к образу мыслей, если не к обличью, который был ему свойствен на борту всесистемника, прежде чем в его поведении наступила внезапная и, откровенно говоря, немножко подозрительная перемена. Там он, казалось, получал удовольствие, издеваясь над людьми, нанося им вред; он мог стать таким снова и с наслаждением отвергнуть ее притязания через своего аватара.
И вот он — оно — преподносит ей подарок: татуировку, если ему верить на слово. Она сидела перед стилизованным под приборную доску столиком в одном из трех кресел, также походивших на пилотские, и смотрела сичультианские новостные сводки, когда Демейзен вдруг возник рядом с ней. Она подалась вперед и внимательнее пригляделась к тому, что он протянул ей.
То было сложно перекрученное сплетение тоненьких серо-голубых нитей и волоконец, очень похожее на полнофункциональную, достигшую полного развития нейросеть.
— Почему ты решил, что мне нужна татуировка?
— Ты говорила, что у тебя когда-то была такая, а теперь ее у тебя нет.
— Когда?
— Одиннадцать дней назад, — сообщил он. — А потом вчера. В первый раз ты сказала, что иногда, просыпаясь, чувствуешь себя обнаженной. Ты также рассказала, что после ревоплощения видела сны, в которых ты идешь по оживленной городской улице и, хотя знаешь, что одета для прогулки изящно и со вкусом, все на тебя косятся. Наконец ты смотришь на себя и понимаешь, что на тебе нет никакой одежды.
— Нормальным людям часто снятся сны.
— Это мне известно.
— Разве я не говорила, что рада была избавиться от татуировок?
— Нет. Возможно, ты упоминала об этом в разговорах с другими людьми.
Она нахмурилась и снова посмотрела на лежавший в его руке клубок. Теперь нити казались изготовленными из покрытой маслянистой пленкой ртути.
— Но эта вещь нисколько не похожа на татуировку, — заметила она.
— И все же это именно она. Смотри-ка.
Клубок петелек и ниток пришел в медленное движение. Он растекся по ладони Демейзена, повторяя ее форму, точно кольчужная перчатка. Аватар повернул к ней руку ладонью вниз, показывая, как нити просачиваются меж пальцев, потом вернул в первоначальное положение, чтобы продемонстрировать, как нити ползут по запястью, кисти и, наконец, исчезают под рукавом рубашки. Затем он закатал рукав, и она увидела, как волоконца ползут вверх по предплечью, утончаясь и вытягиваясь во всех направлениях. В одном месте он сделал костюм прозрачным, чтобы показать, как серебристо-голубоватые линии медленно покрывают мягкую, безволосую, точно у ребенка, грудь.