Чертова дюжина
Шрифт:
Сердце Мирошки снова тревожно забилось. Он подходил к темному, окутанному туманом и тайной Зубастому гольцу.
Мирошка начал было спускаться небольшой ложбинкой, но вниз полетели камни, он побоялся обвалов и в нерешительности остановился. Вскоре нашел другую ложбинку и осторожно спустился к подножию Зубастого гольца.
Он уверенно повернул направо, обошел скалистый выступ и увидел огромный камень, не менее метра в диаметре, круглый, ровный, будто сделанный человеческими руками. Ошибиться было невозможно. Тяжело дыша, побледневший Мирошка на секунду остановился
– Раз, два, три, четыре, пять… Все! – сказал он нарочито громко, чтобы успокоить себя.
Он стоял возле кучи песка и камней. Перед ним, в горе, зияло небольшое углубление, наподобие пещеры.
Вот то, чем он жил последнее время, ради чего ехал за шесть тысяч километров, жертвовал покоем, сном, доверием друзей… А что там, за этими каменными стенами, – он не знал. Может быть, все это одна мечта или просто-напросто обман.
Мирошка достал из кармана спички, дрожащей рукой зажег одну и, приподнимая ее над головой, зашел в пещеру.
Мирошкина тайна
Исчезновение Мирошки ребят очень беспокоило. Они негодовали, удивлялись, сердились и ссорились, отстаивая каждый свое мнение. Но дни шли за днями, и понемногу, сначала скрывая друг от друга, а потом все вместе и открыто они стали беспокоиться за товарища.
Неприятности следовали одна за другой. В сумрачное утро Петр Сергеевич объявил ребятам, что предположение о золотой жиле на участке «Чертовой дюжины» было, вероятно, ошибочным. Утро ребятам показалось еще мрачнее. Они завтракали молчаливо и нехотя.
– А вы, Аполлон Иннокентьевич, хотели что-то еще досказать о той истории с вашим отцом? – нарушил общее молчание Витя Беленький, пытаясь рассеять тягостное настроение товарищей.
– Я хотел… – начал Аполлон Иннокентьевич и остановился.
– Я расскажу дальше, – раздался в дверях тихий взволнованный голос.
Все взглянули на дверь и без слов замерли на своих местах.
На пороге стоял бледный, всклокоченный Мирошка. От усталости он качался как пьяный и не мог стоять на ногах. Он подошел к столу, вынул из банки заботливо подобранный Сашей букет цветов, выплеснул в окно несвежую, желтоватую жидкость и, зачерпнув из кадки воду, пил долго и неотрывно.
Все молчали, чувствуя, что сейчас откроется Мирошкина тайна.
– Вы остановились на том, что купец бежал за границу, – сказал Мирошка, дрожащим пальцем показывая на Аполлона Иннокентьевича.
– Да, он бежал за границу, когда началась революция. Бежал в Германию и прожил там двадцать три года, со дня на день ожидая гибели Советского государства. Но страна наша расцвела, а купец в бессильной злобе грыз ногти. Он мог быть миллионером! Разве это не обидно?! Но вместо всего этого он состарился в мещанском немецком домике со шторами и попугаем. Его разбил паралич. Он уже не вставал с постели, когда началась война Германии с Советским Союзом.
– Тогда приемному сыну – Вавиле Прохорову…
Саша громко ахнула.
Мирошка взглянул на нее и продолжал:
– Вавиле Прохорову он начертил план, где хранились его несметные богатства, план загадочный,
Ребята и Аполлон Иннокентьевич в изумлении поднялись с мест.
Мирошка отодвинул посуду, рукавом куртки обтер стол, достал из кармана прозрачную хрустящую бумагу и положил ее, разглаживая ладонями.
– Вот, – сказал он.
На бумаге был изображен Байкал. Стрелка показывала на берег.
– Здесь наши прииски, – сказал Мирошка. – От стрелки точки ведут на условное обозначение гор. Теперь видите надпись: «Господи, пронеси!» Дальше три точки, зубцы, кругляшок, затем надпись: «Пять шагов на запад» – и опять кругляшок с точкой посередине. Этот план я выкрал у известного вам городского головы Вавилы Прохорова.
Слава опустил голову и тяжело вздохнул.
– Ведь я, ребята, прекрасно знаю, что вы думали обо мне за последнее время. На все это я пошел не ради собственных выгод, вы это знаете. Кто видел, как терзали нашу Родину немцы, тот уже больше не думает о собственном благополучии. Верно, ребята?
– Верно, Мирошка! – тихо подтвердил Слава.
– Я знала, что ты такой! – волнуясь, сказала Саша.
– Но я не вполне верил всей этой истории и хвастливым словам Вавилы Прохорова, – продолжал Мирошка. – Я думал, а вдруг все это обман, и поэтому решил не говорить вам, не тревожить вас зря, пока не проверю всего. Я проверял, а вы считали меня чуть ли не шпионом!
Слава опять опустил голову.
– Да, я с целью зазвал вас сюда. И жалеть об этом не стоит. Вы работали хорошо. Я – хуже, потому что я был занят другим. Каждую свободную минуту я блуждал в горах, разглядывая условные обозначения карты. Цирен открыл мне, что значила фраза «Господи, пронеси!». Я напал на верный след и был окрылен этим. Много раз по страшной тропе я ходил в горы, рискуя собственной жизнью.
Однажды, это было во время «горной», далеко в горах, я встретил деда Акима. Мне показалось странным, что так далеко, рискованным путем ходит старик в горы расставлять силки для птиц. Кроме того, меня насторожила подозрительность старика, его попытки добиться, зачем я хожу в горы.
Конечно, я ничего не сказал ему, тем более что старик не понравился мне. Но не разумом, а чутьем я почувствовал, что дед Аким как-то связан с моей тайной. И я старался не терять его из виду.
В первую же встречу он открыл мне, что означали эти три точки, – Мирошка ткнул грязным пальцем в карту, – это были старые избушки монахов-отшельников. Из них теперь сохранилась только одна, но года двадцать три тому назад стояли все три.
– Знаю я эти избушки, – сказал Аполлон Иннокентьевич, не сводя глаз с возбужденного Мирошки.
– Вот те самые, – подтвердил Мирошка и продолжал: – Дед Аким повадился ходить к нам. Он хвалил нас, говорил всякие загадочные вещи о том, что жил бы он хорошо, правильно, если бы его черт один не попутал. И когда он так говорил хорошо и задушевно, тянуло меня рассказать ему свою тайну, но удерживала мысль – а вдруг он хитрит. И я молчал. Чувствовал я, дед Аким тоже с трудом сдерживал себя, чтобы не разоткровенничаться со мной.