Чертовка для безопасника
Шрифт:
А я в тот день впервые задумалась о смерти. И о том, что, возможно, лучше бы погибла в той аварии. Проще все было бы.
— Авария, да? — урчит мне в шею большой, опасный зверь, а пальцы опытно проникают под полотенце, узел слабеет, развязывается, концы ткани опадают вниз, оставляя меня голой. Беззащитной. Вздрагиваю, пытаюсь прикрыться, но не пускает. Как-то очень легко отклоняется назад вместе со стулом, разворачивает меня на себе, заставляя сесть верхом.
Очень неоднозначная ситуация: я – полностью голая и почему-то сейчас особенно ощущаю свою беззащитность, уязвимость,
А я, невольно вздрагивая от настойчивых жадных прикосновений, изучаю его лицо. Ищу на нем признаки недовольства моим уродством. Понимаю, что такой реакции, как с тем, другим мужчиной, не будет, потому что Кирилл уже все видел совсем недавно, да и в первый раз тоже. Изучил, рассмотрел и даже целовал… Ох… Воспоминания о нашей первой ночи предсказуемо заставляют зажечься, непроизвольно изгибаюсь, словно сама упрашивая потрогать, посмотреть… Ничего не могу с собой поделать, это инстинкты просто.
— Авария, — выдыхаю, наконец, получается почему-то одновременно жалко и горячо. По крайней мере, глаза у Кирилла темнеют все больше, а ноздри подрагивают возбужденно, — на трассе… Лопнуло колесо… Переворачивались несколько раз…
— А водитель? — пальцы продолжают скользить, вычерчивая историю моего уродства, и это так тонко бьет по нервным окончаниям, которых там, в рубцах, и быть не должно, что я вздрагиваю каждый раз.
— Водитель… Ох… — сложно сосредоточиться, да и нет необходимости.
Обычно я, вспоминая аварию, напрягаюсь, реальность давит, бьет по голове, закрывает страшной , черной бедой, но сейчас это все смазывается, теряет свою актуальность. Просто авария. Да. Была. И все.
— Водитель отделался синяками… А я… Не была пристегнута.
Это все было. Это все прошло. Вспоминать не страшно и не больно. Никак. Гораздо важнее то, что пальцы не останавливаются. Не тормозят, погружая меня в эротический транс. А еще подключаются горячие губы, они скользят по плечам, потом - ниже, к груди… И это практически больно! Эта сладкая боль вытесняет ту, другую, черную. Фантомную.
Десять лет назад я поехала отдыхать. Со своим женихом, на машине, в Калининград…
Глава 26
Глава 26
Десять лет назад я поехала отдыхать. Со своим женихом, на машине, в Калининград.
Мы должны были пожениться в сентябре, а в отпуск рванули в августе. Я не особенно любила автомобильные путешествия, хотела лететь, но Марат уговорил, расписывая прелести неторопливого роуд-муви, где мы должны были останавливаться во всяких красивых местах, купаться в речках, валяться на чистых простынях самых лучших отелей, гулять по милым улочкам старинных городов… Я была влюблена, планировала свадьбу и нашу совместную веселую и счастливую жизнь… Папа был против, и, наверно, еще и это послужило дополнительным стимулом для моего согласия.
Всю жизнь, с рождения и, особенно, после смерти мамы, папа меня контролировал.
Собственно, я и проблем особых не создавала, но в подростковом возрасте случился обычный бунт, жестко подавленный отцом. А потом, в старших классах школы – первый роман…
Марат был старше на три года, красивый, успешный, спортсмен и будущий юрист. Мечта всех девчонок, понятное дело.
Почему он обратил внимание именно на меня, до сих пор загадка.
Но факт остается фактом, из всей пестрой стайки школьниц, десятиклассниц, с громким щебетом топающих по весенней улице на занятия по ОБЖ, которые у нас были в другом корпусе, стильный парень на спорткаре выбрал для подката конкретно меня.
До выпускного мы держались за ручки, целовались и перепробовали много чего интересного из мира петтинга, кроме того самого.
Я, в принципе, была бы вообще не против переступить последнюю черту, не дожидаясь совершеннолетия, но Марат не торопился. Уже много позже я поняла, что тут, скорее всего, папа свою роль сыграл. Поговорил, наверно, по-мужски, придавил авторитетом.
А тогда я была совершенно без головы, словно сумасшедшая, не думала ни о чем, кроме него, моего красивого Марата.
Не желала учиться, чуть ли не бросила художественную школу, рисовала только его, своего парня. Постоянно. Везде. Потом, после всего случившегося, было особенно тяжко невольно натыкаться взглядом на его изображения…
Первый секс у нас случился уже после моего восемнадцатилетия.
Не скажу, что впечатлилась, было неприятно, больно, а возбуждение и благоговение, накатывающие на меня регулярно в присутствии Марата, не смогли пересилить болючие ощущения от первого проникновения.
Потом, через недельку примерно, стало полегче, а потом и совсем хорошо.
Особого кайфа во время секса я не испытывала, оргазмов, как в любовных романах, тоже, но не переживала, считая все прочитанное когда-то художественным преувеличением, а рассказы подружек - вообще бредом и больными фантазиями.
Марату все нравилось, я радовалась, что Марату все нравится, и не парилась ни о чем.
Все было хорошо, впереди была целая жизнь…
Самого момента аварии я не помню. И до сих пор считаю это счастьем.
Просто мгновение до – когда мы летим, скорость огромная, но я спокойна, возбуждена немного и полностью доверяю Марату. Он же – опытный водитель, гонщик, у него – отличная машина…
А потом хлопок - машина начинает вилять, Марат ругается, пытаясь ее удержать, а я только-только начинаю пугаться, даже не пугаюсь, а просто цепенею, странно и нелепо вцепившись в ручку на дверце…
И сразу – после. Когда открываю глаза в больнице и вижу рядом папу.
Потом мне сказали, что виновных в случившемся нет, так бывает… И что инстинкты водителя такие - вывернуть руль в сторону от себя, подставив под удар пассажира. Он в этот момент не думает. Совсем.