Чертово колесо
Шрифт:
Тут Анка насторожилась, повела ноздрями и со словами:
— Дым!.. Дым! — бросилась на кухню и завопила оттуда: — Пожар!
Выскочив за ней, Художник увидел, что из плиты — сзади, снизу, с боков — полыхает пламя. Не растерявшись, он схватил ведро, которое всегда держал набранным, кое-как распахнул ногой духовку и плеснул внутрь водой. Кокнар, шипя, погас. Пламя исчезло. Густо повалил дым.
Со двора закричали соседи. Художник кинулся к окну:
— Ничего, пирожки сгорели! В духовке грели пирожки, — потом тряпкой
— Какие мы идиоты! Кокнар же раньше варили в растворителе, а растворитель — горючий, — наконец сообразил Художник.
Анка ворошила угли:
— Что теперь делать будем? Это разве годится? Говорила я тебе, зря ты его в пакете мариновал! Вот растворитель и не выветрился.
Они начали кое-как убирать воду. Анка, стоя с грязной тряпкой в руке, вдруг сказала с горечью:
— Тошно жить… Я проклинаю тот день, когда мне в первый раз сделали морфий! Ты же помнишь, какая я была девочка с бантами… На музыку ходила, на танцы… Надоело! Не могу больше, устала!
— Бросить надо.
— Как бросить?! — взвыла она. — Не могу! Сколько раз пробовала — не могу!
— Ладно. Нашла время. Давай лучше сольем воду с кокнара.
И Художник потащил противень к унитазу.
— Что теперь с ним делать? — спросил он, когда под слитой жидкостью обнажилась бурая масса.
— А черт его знает! Выкинуть жалко.
За этим занятием застал их Тугуши. Удивленно переступая через лужи, прижимая к груди растворитель, он ошеломленно слушал рассказ о том, как загорелся злополучный третьяк.
— Ничего, растворитель унесет всю грязь… — храбро сказал он, но, присмотревшись к кокнару, по-детски удивился: — Ух ты, какой он черный!
— Да, — покачал головой Художник, который ходил от порезанных картин к плите и обратно. — Весь обугленный. Стоит вообще с ним возиться? Плохой день сегодня. Может, сходим выпьем где-нибудь? На фуникулер поедем.
— Какой фуникулер? Я что, зря за растворителем бегал?.. Еле у мастеров в профилактике достал. Ничего, на пару заходов хватит, — бодро ответил Тугуши, пересыпал кокнар в тазик, залил растворителем и поставил на огонь.
— Отойдите! Не дай Бог взорвется еще! — попросил Художник, которому вовсе не улыбалось после погрома, пожара и потопа пережить взрыв.
— Ты бы лучше сигарету изо рта вынул, — огрызнулся Тугуши.
Через некоторое время они заглянули в бурлящий тазик.
— Чернота…
— Уголь варим, — с унынием проговорила Анка.
— Ничего, ангидрид все почистит, — бодрился Тугуши, вывалил дымящуюся массу в грязное полотенце и стал выжимать ее, обжигаясь и бранясь.
Следующий этап тоже не принес особых надежд — отжатая жидкость оказалась того же пепельно-черного цвета, что и сгоревший кокнар. Фильтровать раствор тоже было трудно — густая маслянистая масса не проходила сквозь ватный тампон, забивала его.
Когда,
— Ну, кто рискнет? — наконец спросила Анка.
Тугуши озабоченно хмурился.
— Цвет что-то не того вышел… — пробормотал он сконфуженно. — А! — махнул он рукой. — Вытаскивай два куба!
Анка вытянула жидкость и сделала ему укол, а потом с волнением уставилась в его лицо. Он тоже озабоченно смотрел перед собой. Потом сделал вдох и выдох.
— Ну, что?.. — в два голоса спросили Художник и Анка.
— Ничего…
— Как ничего?
— Так. Ничего… Ну, может быть, словно кто-то по спине рукой провел, — сказал Тугуши. — И все. Даже закурить не тянет.
— Неправда! Ты порозовел немного! — воскликнула Анка. — Давай пузырь! — И она вколола себе три куба. Закурила сигарету.
Увидев это, Художник с хлюпаньем высосал из рюмки все, что там оставалось, хотя Анка успела предупредить его:
— Не надо! Ничего не дает. Вода!
— Но ты же закурила сигарету!
И с этими словами Художник вкатил в себя вязкую жидкость. Убедившись в справедливости Анкиных слов, он понуро положил шприц на стол.
— Да, укололись называется… — кусая губы, Анка терла руку. — Еще и подкинуть может. Засеки время — если кинет, то через полчаса.
Вяло поубирав тазики, они покорно уселись ждать. Первым, минут через двадцать, забеспокоился Тугуши:
— Что-то холодно стало… Знобит. Одеяло есть?
Не успел Художник полезть в шкаф, как Тугуши свалился на кушетку, подтянув колени к животу, и стал крупно дрожать всем телом.
— Все, началось… Значит, скоро и у меня… — обреченно смотрела на него Анка.
И действительно, ее уже начинало трясти. Она сжалась в клубок на полу и попросила что-нибудь накинуть. Пока Художник соображал, что бы ей дать, она натянула на себя половой коврик. Тут и Художник почувствовал волну смертельного холода, от которой задрожали и затряслись все мышцы и кости. Зубы стали биться друг о друга, как затвор винтовки. Нестерпимый холод жег изнутри и снаружи.
— Подкинуло, бля…
— Говорили же… пройдет…
— Ох, умираю, плохо…
— Вот он, горелый кокнар…
Их трясло все сильней. Тугуши заполз под матрас и бился под ним. Анка дрожала на полу, поверх коврика натянув на себя еще и тряпки, которыми они вытирали воду. Художник выволок из шкафа грязные простыни и замотался в них. Все в голос стонали.
— «Скорую» надо… — булькал Тугуши. — Умрем!
— Аспирин, цитрамон, анальгин, если есть! — из-под коврика звала Анка.
— Ничего нет. Ничего…
— Ай, мама! — стонал Тугуши.
Тут в подвал вошел Кукусик. Он с опаской огляделся, но когда увидел, что кроме троих полумертвых никого нет, осмелел и уселся посреди комнаты. Он был в хорошем настроении, беспрерывно курил и чесался.