Червонные сабли
Шрифт:
– Тпру, стоять! Хороша, чертовка!
– со злобной радостью повторял Шахназаров и передал повод коноводам, чтобы они утихомирили непокорную пленницу.
Горький дым медленно рассеивался над полем скоротечного боя.
5
Слишком поздно примчался связной в штаб армии Городовикова.
Боец полулежал в седле, как бы обхватив повисшими руками шею взмыленной лошади.
Разведчика сняли, он был мертв.
– Это Алим!
– воскликнул Махметка, узнав товарища.
–
Чувство тревоги передалось бойцам, но никто не знал, что же случилось в группе разведки. Связной уже ничего не мог рассказать.
Наконец в седле, в переметной сумке, нашли записку Сергея.
Запели трубы, и кони встревожились. Один за другим строились эскадроны, с грохотом разворачивались орудия, взбивая пыль, мчались тачанки. А трубы звали всадников:
Вперед, вперед, друзья!
Вперед, вперед, друзья!
Из ножен шашки вон!
Ура!
Глава двенадцатая. БЕССМЕРТНЫЕ
Орленок, орленок, товарищ крылатый,
Ковыльные степи в огне.
На помощь спешат комсомольцы-орлята,
И жизнь возвратится ко мне.
1
Очнулся Ленька от дорожной тряски и знакомого с детства клекота украинской брички.
Над самым лицом всхрапывала морда взнузданной лошади. За бричкой ехал конвойный. Ленька лежал на своих же связанных руках, и они затекли, веревки врезались в тело. Соломенная подстилка утрамбовалась, и было жестко лежать. Плечом он упирался в боковую доску брички. Другому плечу было тепло: кто-то лежал рядом. Да ведь это Сергей, и он в беспамятстве.
Над головой плыло бесконечное небо. Сквозь тарахтенье брички было слышно, как поют жаворонки. Ленька чуть приоткрыл глаза и увидел всадника. За плечами у него покачивалось дуло карабина. Куда везут их и почему бричка окружена конвоем?
Кучер и конвойный, сидевший на облучке, негромко разговаривали. Верховые, что ехали рядом, возражали или поддакивали.
– А по мне: порубать их - и дело с концом. Скажем, при попытке к бегству.
– Нельзя... У ентова, слышь-ка, полковничьи погоны нашли. Маскировался под наших.
– А нам какое дело?
– Не скажи...
– А я так думаю, братцы, что полковник Шахназаров не зря их в контрразведку велел отвезти. Должно-ть, они те самые, что штаб в Белоцерковке разгромили и офицеров наших с собой увезли.
– Там разберутся...
– Что и говорить... Туркул живо разберется.
– А что?
– Уж больно лют. А теперь, когда брата его в Белоцерковке убили, и вовсе озверел... А надысь взяли в плен пятерых красных. Так он, Туркул, значит, велел связать им руки и ноги, а сам снял брючный ремень, сделал петлю и передавил всех своими руками. Упрется ногой в плечо и тянет ремень, пока бедняга перестанет биться... Одного из наших стошнило - так страшно было глядеть.
–
– А ну, стой, Кузьма.
– Чего еще?
– Бахча. Пить хочется.
– Ехать надо. Полковник приказали скорее доставить.
– Останови, тебе говорят.
– Тпру-у-у...
Было слышно, как слезли с коней и верховые. Все побежали на бахчу. Некоторое время было тихо, лишь кони фыркали и звякали уздечками. Потом ездовой Кузьма крикнул:
– Вон того рви, полосатого!.. Да куда ты смотришь? Позади.
И снова тишина, трели жаворонков и ароматный ветерок, пахнущий дынями.
Ноет обгорелая спина, заходится от боли сердце. Но какими страданиями измерить потерю друзей? Зарубили веселого балагура Петю Хватаймуху. И Валетка навеки остался на проклятом панском дворе. Вспомнилось, как погибал верный друг, бил копытом землю - не хотел умирать...
Первый казак вернулся нагруженный арбузами, слышно, как уронил один, и он раскололся.
– Подыми...
– Ладно, пущай кони поедят. Режь вон того, он поспелее.
Тяжело дыша от натуги, подошел другой, оставил кавуны и опять побежал в степь.
Скоро все собрались, мирно расселись на земле в тени брички. Хлюпали сочными арбузами, отплевывали косточки, перебрасывались шутками.
Над бричкой закружились осы, привлеченные сладкой свежестью арбузов и дынь. Пересохшие губы Леньки просили влаги. «В плену, в плену, - с горечью думал он.
– Лучше бы пулю в сердце, чем плен...»
– Дюже богатый край Таврия. Сколько ни воюем, добра истребили сколько, а вот тебе: нетронутая бахча.
– Так ведь кого истребляем? Свово же брата, крестьянина.
– Какие они крестьяне? Хохлы...
– Кузьме дыни отрежьте... Шамиль, дай кинжал.
– Ладно, братцы, пора ехать, а то не дай бог Туркулу на зуб попадешься.
– Теперь там другой, тот, что от красных убежал.
– Штабс-капитан?
– Ну да.
– Как же он убег?
– Не знаю... Говорят, из-под самого Харькова, вон куда увезли, бедолагу. Сам Фрунзе, сказывают, говорил с ним.
– Ну и что?
– Убег... Врангель, слышь ты, наградил его за ловкость, а Кутепов к себе в контрразведку взял.
Снова загремела колесами бричка, застучали подковы лошадей. Катила бричка по степной дороге, а думы Леньки бежали за ней. Вспомнился разговор с отцом в далеком детстве, когда вернулся он из дальних странствий: «Как живешь, сынок?» - «Хорошо живу».
– «Что же ты пуговицу не пришьешь?» - «Мамке некогда».
– «А ты сам. Все сам делай, на мамку не надейся. Вдруг придется без мамки жить».
– «А ты где был так долго?» - «Отгадай загадку, и поймешь».
– «Какую?» - «А вот какую - лежит брус во всю Русь, а как встанет - до неба достанет». Ломал голову Ленька, не мог отгадать. Отец засмеялся: «Эх ты, отгадчик... А ответ куда проще - дорога! У тебя, сынок, тоже будет своя дорога...» И вот она, Ленькина дорога, может быть, последняя.