Червонные сабли
Шрифт:
Тихо в степи. Дорога пошла в гору. Кони тяжело засопели, зафыркали. Послышался отдаленный лай собак. Значит, близко село. Так и вышло: скоро под бричкой загудел деревянный мост, потом колеса снова мягко покатились по дорожкой пыли. Где-то заблеяла овца и послышался женский говор - звон ведра у колодца.
Наконец бричка остановилась, и тот, кого звали Кузьмой, спросил:
– Господин полковник в штабе?
– Кажись, там... Кого привезли?
– Двоих красюков... Дай закурить.
По мирным звукам села, по лениво-скучающему разговору
2
В контрразведке их встретили два старших офицера. Конвойные передали им письмо от князя Шахназарова. Пленных строго охраняли: Леньку - горбоносый чеченец с обнаженной шашкой, а Сергея - двое казаков в лохматых черных папахах с кокардами. Его вели под руки и усадили на лавку перед длинным крестьянским столом, на котором стояли полевые телефоны и, свернувшись змеей, лежала ременная плетка со свинцовым шариком на конце. Сергею не развязали руки, ждали приказания.
У Леньки глаз острый и память цепкая: он сразу узнал лысоватого штабс-капитана Каретникова, которого захватили они в Белоцерковке. Значит, это о нем говорили конвойные казаки: «Сбежал из-под самого Харькова».
Ленька удивлялся самому себе: ни страха в сердце, ни колебания - одна злость.
У Каретникова молодое лицо, сочные губы и насмешливые глаза. Во втором офицере Ленька признал Туркула - очень похож на брата: угловатая квадратная челюсть, а глаза холодные, стальные, точно блеск сабли.
– Как фамилия?
– спросил Туркул у Сергея.
Сережка поднял на офицера глаза, полные спокойной ненависти.
– Иисус Христос.
Каретников с любопытством взглянул на пленного, а Туркул даже не пошевелился, сидел тяжелой глыбой.
– Я спрашиваю фамилию.
– Не скажу.
– Скажешь... У меня молчат первые пять минут, а потом на карачках ползают и сапоги целуют.
– Плохо знаешь нас.
– Кого это?..
– Комсомольцев.
Туркул сидел за столом, а Каретников в черном мундире с белым черепом на левом рукаве стоял рядом. Вот он вышел из-за стола и сказал Сергею с насмешкой:
– Ты отвечаешь так, как будто с тобой ведут мирные переговоры. Ты в контрразведке, понимаешь?
Сергей молчал.
– Сколько лет?
– Моим летам счету нет. Я бессмертный...
Офицеры засмеялись. Туркул встал, и два Георгиевских креста на его груди звякнули и закачались.
– Бессмертен один господь. А ты у меня три раза умрешь.
– Комсомольцы не умирают.
– Заставим, - спокойно и уверенно проговорил Туркул и вдруг ожег плетью Сергея раз и другой. С головы потекла кровь, закапала, обливая рубаху.
Рывком оттолкнувшись от стены, Ленька бросился было на помощь.
– Что вы делаете, белые гады!
– Стой и смотри, дойдет и твоя очередь, - сказал Туркул и так посмотрел на Леньку, точно саблей полоснул по лицу.
Чеченец держал пленного левой рукой за грудки, а правой
– Ну вот что, - сказал Туркул, зачем-то вытирая руки о носовой платок.
– Разговор у меня короткий. Во время налета на штаб Терско-Астраханского полка вы убили моего брата. Ты присутствовал при этом?
– Жалею, что меня там не было, - тяжело дыша и облизывая сухие губы, проговорил Сергей.
Офицеры переглянулись. Каретников сказал Туркулу:
– Кажется, говорит правду...
– Контрразведчик быстро взглянул на Леньку и, наклонившись к полковнику, что-то сказал ему.
Тот отвечал так же тихо:
– Найдите и вызовите.
– Слушаюсь.
Каретников вышел, и было слышно, как он отдавал распоряжение дежурному вызвать кого-то.
Охранник-чеченец, карауливший Леньку, почувствовал, что речь идет о его пленнике, и крепче сжал шашку.
Но Ленька и сам понимал: нет никакой надежды на спасение.
В окно было видно, как по двору ходили казаки в папахах с кокардами, в суконных погонах. Вот один несет под мышкой гуся, к нему подошел другой, обнажил шашку, и оба они пошли с гусем в сарай. Мимо двора проехала кавалерия с длинными пиками. Они пели старинную казачью песню:
– Солдатушки, бравы ребятушки,
А есть у вас тетки?
– Есть у нас и тетки -
Две косушки водки,
Вот где наши тетки!..
Когда Каретников вернулся, допрос продолжался.
– Где расположены части вашей разбойничьей армии?
– У нас таких нет.
– Молчать!
– Сам молчи, белая мразь!
– ответил Сергей, не глядя на Туркула.
Неожиданно раздался топот копыт, и во двор влетел на темно-сером коне всадник. На нём лихо сидела белая папаха и такая же черкеска. Он картинно спрыгнул на ходу с коня, небрежно бросил на седло поводья, и, придерживая рукой серебряный кинжал спереди, легко взбежал по ступенькам. «Тоже какой-нибудь князек», - подумал Ленька, и в эту минуту открылась дверь. Офицер в черкеске весело звякнул шпорами и козырнул:
– Имею честь явиться, господа офицеры. Вы меня вызывали?
Заметив, что ни полковник, ни его помощник не выразили особой радости и продолжали молчать, прибывший понял, что ведется допрос. Лицо его приняло сосредоточенное выражение, и он покосился на пленников. Туркул спросил у него, кивнув в сторону Сергея:
– Господин поручик, вы знаете этих людей? Были они во время налета на штаб в Белоцерковке?
Судьба явно смеялась над Ленькой. Как в воду смотрел Ока Иванович, когда говорил Леньке: «Хорошо, если ты один поплатишься за свою ошибку, за то, что отпустил врага. А если товарищей подведешь?..»