Чёс (сборник)
Шрифт:
Теперь, задним числом, он понимал, что само его отбытие в Нью-Йорк с друзьями должно было казаться Сандре изменой столь фундаментальной, что любые последующие заведомо бледнели на ее фоне. Группа была не просто порталом в мир сомнительных связей – она и была сомнительной связью. (“Гистерезис”? Звучит как венерическая болезнь”, – заметила Сандра, когда он впервые рассказал ей про замечательный новый проект Алана Уидона – ну, ты помнишь, с новоселья. Эдди еще удивился тогда силе, с которой эта шпилька его почему-то задела.)
Брет всхлипнул во
В проеме понуро сутулился Алан, как минимум еще на пару виски пьянее версии, ушедшей из “Чаркоул”. В здоровой руке он, как гусеницу, держал добытый черт знает где кривоватый косяк.
– Пошли покурим, – прошептал он.
По дороге на крышу отеля выяснилось, что Тони, вместо того чтобы исчезнуть на ночь, привел Бекку в номер; Алан застал обоих на flagrante delicto. (“Она с мамой живет”, – извинительно сообщил Тони через плечо, не останавливаясь.)
– Можешь завалиться у меня, – сказал Эдди. – Мне все равно не спится. Только предупреждаю, Брет сегодня существует на все сто процентов. Рекомендую беруши.
Окна соседних зданий светили сквозь кисейную дымку, размывая вид на дальние небоскребы и черное озеро за ними. Стоять на крыше было приятно, хотя чикагская жара не отпускала даже ночью. Стоять на крыше вообще приятно, подумал Эдди. На любой, без исключений.
Алан раскурил и передал косяк. Эдди без удовольствия затянулся. Дрянь.
– Как ты думаешь, что дальше? – спросил Алан сдавленным голосом, выдувая дым.
– Детройт.
– Да нет. Дальше что? Тебе через неделю тридцать. Мне уже.
– Тони сорок, и он не парится, – сказал Эдди. – Он единственный из нас знает, зачем во все это ввязался.
– Да уж, – Алан подул на гаснущий кончик. – А ты? Ты-то зачем?
Эдди задумался.
– Не знаю. Ради компании, что ли.
– Знаешь, когда мы только познакомились, я где-то месяц думал, что ты тоже… наш человек.
– Вот как? – Эдди поджал губы.
– Ну извини. Азиатские стереотипы.
– Да нет, это я дуюсь, что ты ко мне не приставал.
– Ха-ха, – невесело произнес Алан. – Ты не мой тип.
– Ты группе-то скажешь хоть когда-нибудь?
– Не-а. Зачем? Брет сразу зажмется и перестанет быть собой, а Тони вообще, по-моему, гомофоб. Тебе одному пофиг. Тебе ведь вообще по большому счету почти всё пофиг, да?
– Нет, – сказал Эдди.
Они помолчали. В тишине потрескивал, убывая, косяк.
– Извини, – сказал Алан, – что я так за Славу обиделся. Ты прав, конечно. Не буду я его договор подписывать.
– Слова не мальчика, но мужа, – объявил Эдди. Это был поистине идиотский ответ, но к этому моменту трава уже давала о себе знать.
6.
К полудню 9 июля выжженный каркас группы въехал в выжженный каркас города. Детройт не просто пустовал – он таял на глазах. Здесь не было даже грязи. Власти снесли
“Мэджик стик”, дочерний клуб более серьезного театра “Маджестик”, располагался на Вудвард-авеню, в части города, еще сохранившей следы былого величия. Разогрев прошел достойно, но вяловато, за исключением головокружительного момента, когда из толпы крикнули: “Сыграйте “Мантру смирения”!” (Этим утром про новую песню появилась пара строк на “Питчфорке” со ссылкой на любительское видео вчерашнего вечера, уже висящее в YouTube под заголовком “Так звучат стальные яйца”.) “Бросьте сначала в меня бутылкой”, – ответил Алан под хохот зала. “Как там твой алгоритм борьбы с ревностью? – подумал Эдди без злобы и даже без особого интереса, по сороковому разу наигрывая окончательно приевшийся рифф. – Неужели работает?”
Ощущение, что прошлой ночью что-то оборвалось и кончилось, не покидало его и после концерта – ни когда Алан хлопнул его по плечу и сказал: “Отличный сет”, ни когда в гримерку засунул нос печальный пьяный Фиоретти и сказал: “Отличный сет”, ни когда директор клуба вручил Алану конверт с шестьюстами долларами, впервые за многие годы выводя турне “Гистерезиса” в ноль, и сказал: “Отличный сет”.
– Ребята, а сможете убедить Пинар, что нам добавили еще пару концертов? – спросил Тони. – Думаю после Кливленда заскочить обратно к Бекке. Своим ходом, разумеется.
– Ради любви – все что угодно, Тони, – ответил Алан.
– Класс! Спасибо! Вы гении. Только всем придется разучить детали: какие клубы, где, когда, во сколько, с кем. А то, сами знаете, у нее прекрасная память. Я напишу вам шпаргалки.
– Пойду-ка я разбомблю туалет, – сказал Брет после паузы.
– Эдди Ю, к вам гости, – объявил, заглядывая в дверь, клубный охранник, экс-морпех лет сорока с двумя отчетливо свиными складками на затылке. На пол гостей указывало его отчаянное подмигивание. – Пускать?
– Нет, спасибо, – ответил Эдди. – Я сам выйду. Передайте, чтобы подождали у бара. Мне нужна минута.
Экс сидела у стойки в огромной толстовке, с пивом в руке и сардонически наблюдала, как на сцене копошатся, расставляясь, помощники Вика Фиоретти. Она забрала волосы в высокий конский хвост, чего раньше не делала. В остальном за прошедшие семь с лишним лет Сандра почти не изменилась. Разве что чуть побледнели веснушки, хотя, возможно, так казалось из-за освещения в клубе, да обозначилась по уголкам рта легкая схема улыбки даже в отсутствие таковой.