Чешская рапсодия
Шрифт:
— Довольно, довольно, Аким Егорович, — подняла руки Ирина, — лучше поговорим о чем-нибудь более занимательном.
— Согласен с вами, барышня, — засмеялся Сыхра и встал. — К сожалению, я не могу больше оставаться, хотя господин Белюгин и впрямь интересный собеседник.
Он вежливо простился с Ириной Половниковой, подал руку Белюгину и Книжеку.
— Когда Кнышев и Бартак вернутся, пусть явятся ко мне, — сказал Сыхре командир полка.
— До свидания, Вячеслав Вячеславович, — крикнула ему вслед Ирина.
Сыхра быстро спустился по лестнице. Разговоры разговорами,
Сыхра торопился. Шашка билась о голенище, громко звенели шпоры. Вацлав радостно улыбался. Значит, и Курт Вайнерт пострелял по белякам! Эх, ребята, как обнимет вас Киквидзе!
В штабе дивизии Сыхра встретил председателя полкового комитета Долину. Йозеф как раз собирался войти в кабинет начдива.
— Хорошо, что ты пришел, Киквидзе нас вызывает: тебя, Книжека и меня, — сказал Долина. — Если не найдем Книжека, то нас обоих.
— Пойдем, у Книжека гости, — ответил Сыхра. Киквидзе сидел за маленьким столиком и подписывал приказы. Адъютант Байков, русский молодой человек с безусым лицом, забирал бумаги из-под руки начдива. В другом углу начальник штаба Семен Веткин разговаривал с командиром шестого кавалерийского полка Зубцовым, высоким черным бородачом, бывшим казачьим есаулом. Видно, мать родила казака либо в седле во время сенокоса, либо на меже пшеничного поля: разудалая вольность была написана на лице молодца.
Сыхра и Долина остановились у двери. Начдив, увидев их, кивком подозвал к себе. Байков взял последнюю подписанную бумагу и удалился. Киквидзе встал, улыбнулся обоим.
— Товарищи, у меня для вас добрая весть. Под Алексиковом мы наголову разбили дудаковцев. Бартаку и Кнышеву объявим благодарность, Вайнерту тоже, но что важнее — теперь есть возможность дать бойцам несколько дней отдыха.
— Я слышал о сражении от очевидца, товарищ начдив, — сказал Сыхра, — и с подробностями!
— Превосходно! Рассказывай. Закурим-ка, друзья! Комбат рассказал все, что слышал от Акима Белюгина. Киквидзе, слушая, кивал своей черноволосой головой. Он слегка покусывал мундштук папиросы и сухо посмеивался. Долина не спускал с него глаз. Этому человеку он доверил бы свою жизнь…
— Все совпадает, — сказал Киквидзе. — Говорите, это заинтересовало и Ирину Половникову? Вот как?.. Ладно. Впрочем, это не удивительно, слыхал я, ей скучно в Тамбове, особенно с тех пор, как мы там поколотили мятежников, а ее папенька подался к Краснову. Как думаете, товарищи, одна ли любовь привела ее к нашему Книжеку? Будьте откровенны.
Сыхра пожал плечами. Не может он дать твердого ответа.
— Конники Бартака называют ее «Марией-Терезией». Надо подумать…
— Думайте, друзья, оба думайте! — воскликнул Киквидзе. —
Начальник штаба повел Сыхру и Долину к себе в комнату, налил им вина, закурил.
— Василий Исидорович не любит, чтобы командиры выпивали, но эту малость он вам простит, — усмехнулся Веткин. — А поручил он мне передать вам его секретный приказ. У нас есть сведения, что с юга движется к Поворину Краснов и громит наши части, так вот Киквидзе хочет знать обстановку по всей царицынской магистрали. Мы уже послали на разведку русских, украинцев, но Василий Исидорович хочет послать и ваших лучших кавалеристов. Им дается десять дней. Цель — окрестности Алексикова.
— Есть! — ответил Долина. — Я, пожалуй, и сам поеду.
— Киквидзе считает, что эту задачу могут выполнить Конядра, Ганза и Барбора, — возразил Веткин. — Он видел их под Урюпинской и в Тамбове и убежден, что они сумеют вернуться. А вы нужны здесь.
Семен Веткин был сегодня разговорчив. Он обстоятельно описывал, как представляет себе этих троих в тряпье австрийских пленных, Конядру — в роли вольноопределяющегося. И еще с ними поедет русская женщина, чтобы помогать им. Чем красивее она будет, тем скорее казаки им поверят.
Вацлав Сыхра прищелкнул пальцами.
— Я уже вижу их в этой роли, особенно Аршина! Не забывайте, он был ефрейтором у пардубицких драгун. И серебряную медаль носил!
— Замечательно, Вячеслав, это будет импонировать казакам. Они тоже еще носят царские кресты, — усмехнулся Веткин. Сыхра и Долина не торопясь шли к полковым баракам. Оба думали об одном и том же — о Краснове и его казаках.
— А правда, Йозеф, у Киквидзе есть чутье? — вслух проговорил Сыхра. — Это ведь будет разведка командиров, три таких парня!
Йозеф Долина сделал вид, что не слышит: он и сам бы отправился с удовольствием. Подышал бы свежим воздухом, и сделал бы дело, которое не всякому по зубам. Ребята натянут на себя австрийское рванье, русский язык будут коверкать, как только сумеют. Аршину и Власте это нетрудно, а вот Матей почти уже утратил чешский акцент… Но ничего, справятся! Долина прижал саблю к боку и сказал:
— Как только придет Кнышев, примем Конядру и Бар-бору в партию. Пусть в разведку идут три коммуниста. Что ты на это скажешь, Вацлав?
— Я за, но отпустил бы их и без этого, — ответил Сыхра. — Это верные ребята.
По середине улице на сером коне, не оглядываясь по сторонам, проехал к штабу Книжек. Сыхра с Долиной насмешливо переглянулись.
— Обидится теперь, что мы его не ждали, — сказал Долина. — А кто виноват, что мы оказались проворнее?.. Теперь надо отыскать для ребят австрийскую одежонку да приготовить бумаги, чтобы наши их не задержали.
Кнышев, Бартак и Вайнерт вернулись в Филонове к утру. Заместитель командира второго полка заамурских кавалеристов, Алексей Ромашов, погиб под Алексиковом.