Честь Афродиты
Шрифт:
– Волька Радченко, – в свою очередь представился я. – Очень приятно.
– И мне тоже, – отозвался Матвей. – А ты, в принципе, к кому здесь? Ко мне или к шефу? Учти, я мелочёвкой не занимаюсь, у меня внешние корпоративные связи и деликатные дела. У тебя что?
– У меня… – Матвей всем мне нравился, но посвятить его в наши проблемы я не мог, потому что не «пробили» мы его по милицейской картотеке, мало ли… – Я к твоему шефу. Дело есть.
– А, понятно. Короче, рад, что ты зашёл. Ты заходи, а то мне здесь скучно. Не с кем словом переброситься. Контингент-то не тот, дубовый. Потому не часто и бываю здесь. Если что надо – звони. У тебя мобила есть?
– Есть.
– Да? Если хочешь, могу свой подарить, новейшей марки. Эппеловский Ай-фон. Хочешь? У меня их два. – Матвей выкинул на стол
– Нет, спасибо. – Отказался я. Я ведь не женщина, знать не знаю, и знать не хочу какая там разница между брюликами и стразами. Понятно, что дорого. К тому же очень хорошо представляю, как сморщится дядя Гриша, увидев в моих руках такой вот со стразами «гламур», хмыкнет. «Волька, – скажет, – он у тебя как на корове золотое седло, не смотрится. Не понтись, мы обычные люди, тебе это не идёт. Отдай, у кого взял». Именно так и скажет, я знаю. И я бы на его месте также… – У меня свой, – заметил я, – надёжный. «Сименс».
– Сименс? Это который мясорубки японские выпускает? Я не слыхал! Интересно. Покажь!
Сравнение явно было не в пользу моего старенького сименса, я скривился:
– Потом… Он дома у меня, на зарядке.
– Ааа, ну тогда… – Матвей Майский-Гладышев жестом факира извлёк из бокового кармана джинсов, где-то в районе коленки, визитную карточку. – Моя. Видишь? Матвей Майский-Гладышев, номер телефона и всё. Больше ничего не надо. Это я. – Заметил он. – Звони в любое время. Я для друзей всегда на связи. О, кей?
– Оу, йес! – В тон ответил я.
Мне всё в новом знакомом понравилось, я как в своей школьной среде побывал, в курилке, на перемене.
40
Семён Израилевич Петерс сидеть в СИЗО не собирался. Знал, его вытащат. Должны! Хотя альтернатива могла быть и печальной. Ткнут ночью в камере заточку в бок, и все дела. Нет человека – нет свидетеля. Обычное дело. Генерал вполне мог дать такое распоряжение, а мог и вытащить. Какой стороной решка упадёт. Для генерала он был словно сантехник по необходимости. Специалистом по, мягко говоря, неблаговидным делам. Петерс убирал с дороги неугодных генералу, когда компромисс не проходил. Как кто-то мудро когда-то определил: «Война, это разрыв дипломатического узла зубами, если не удалось развязать языком». Петерс теми зубами для заказчика и был. Тогда генерал с чувством произносил слова соболезнования и прочувствованные речи уже на похоронах… Сам Петерс в это время обычно находился далеко в своей Латвии. На любимой своей рыбалке. Ждал следующего вызова. Вызывал его не генерал, конечно, а какой-то майор. Внешне крепкий, суровый, но осторожный…
Может и не майор вовсе, в той среде настоящими фамилиями и званиями не кичились. Как и орденами. Но человек точно свой, из конторы. Это понятно было. Потому что там засекречено всё, на кличках, на позывных. Причём, если человек весёлый по натуре, имя ему присваивали «хмурый», и наоборот. Чтобы приметы не совпадали. И у Пертерса также… По виду провинциал, колхозник, а имя простое – солдат. Когда скальпель. Очень простенько, а не угадаешь. О самом генерале Петерс только догадывался, глядя на очередную фотографию жертвы с очередными необходимыми данными. Какие-то офицеры, солидные люди, больше молодые, были и женщины, но реже. Это несколько позже он мысленно стал проводить мнимую прямую, которая привела его к такому заключению: работает он на генерала. На ментовскую контору работает или ФСБэшную, ему без разницы. Главное – в качестве тайного спецагента, под крышей и при деле. Это устраивало.
За долгую службу в «определённой» среде, ещё с молодости, он понял, что служит на благо своей страны. Да и присягу принимал на верность Конторе и СССР. Значит, Родине. Приказы не обсуждал. В составе спецподразделения побывал и в Венгрии, и «одиночкой» в Германии. Ещё той, до объединения, когда существовал и Восточный Берлин, и Западный, вражеский. Отстрелялся там, выполнил несколько важных заказов, пока неразбериха возникла с разрушением Стены, отлежался в Прибалтике, потом вновь позвали.
Аналитиком не был,
Ту ещё школу прошёл Петерс-«солдат». Сейчас, с возрастом, работал больше по вызову. Как чистильщик. Не киллер, чистильщик. Приятнее на слух и привычнее. Заказ выполнил, по своей схеме ушёл, деньги получил, и… на рыбалку. Рыбалку любил страсть как. И не морскую, пафосную, а обычную, речную или озёрную. Один. В лодке или по колено в воде, с удочкой, с наживкой…
Сейчас похоже будущая рыбалка зависала.
Попался потому что. За решётку. В следственный изолятор Матросской тишины. Впервые так! Задание не выполнил, слабину дал, теперь нужно было выбираться. В разговоре со следователем, на допросе следователей было трое, Петерс юлил, выкручивался, стараясь навязать свою версию. Он – старый больной человек, случайный. На него напали. Он вообще номером дома ошибся. Провал в памяти. Полностью отказывается от всех устных показаний записанных на магнитофонную плёнку, которая присутствовала на допросе, пистолет подсунули: «Меня заставили, запугали. Это чей-то злой умысел. Фантазии. Я был под угрозой физического насилия и даже уничтожения. Я испугался. Я был под давлением. Поверьте! Любой бы на моём месте. И вообще, я спецагент». Следователи не верили. Задержанного с рук на руки сдал опытный сыщик, легенда МВД СССР и МУРа, полковник Пастухов Григорий Михайлович. С «поличным» киллера задержал, с вещдоком – боевым пистолетом, и признательным показанием, записанным на магнитофонную плёнку, при свидетелях и… Но задержанный требовал, просил, умалял, связаться по телефону с человеком, который всё им объяснит. «Пожалуйста, гражданин следователь, позвоните по этому номеру, позвоните. Вам объяснят. Пожалуйста». Следователь, молодой офицер в звании старшего лейтенанта, переглянувшись со своими коллегами, нехотя набрал указанный задержанным номер… И очень удивился, когда понял, с каким милицейским чином он говорит…
Через час, вместе с «майором», Петерс вышел из ворот СИЗО номер 1 Матросская тишина.
– Подвезти? – холодно спросил майор, указывая на неприметную ВАЗовскую девятку.
– Нет, я сам, – ответил Петерс, оглядываясь и потирая запястья.
Проезд был не главной улицей, не Тверская, но прохожие были, и автомобилей в тупике много.
– Хозяин барин, – майор усмехнулся, пожал плечами, сел в машину и захлопнул дверцу.
Петерс проводил машину взглядом, пока она не скрылась за поворотом, повернулся и пошёл в другую сторону.
Следом за ним, выйдя из припаркованной неподалёку машины, руки в карманах, держась на дистанции, прохожих было достаточно, двинулся неприметный человек в коричневой куртке-ветровке, в серых брюках и коричневой кепке.
Перед выездом на улицу Гастелло, майор остановил машину на светофоре, ожидая зелёную стрелку, набрав номер телефона, сообщил абоненту:
– Всё в порядке, документы у меня, человек за воротами.
– Успел?
– Думаю да.
– И как там, в документах?
– Документы у меня. Плёнка тоже. Я всё забрал. Следователь обиделся вроде, но бодаться с ФСБ не стал, с понятием попался. Может что на словах следователю наш старичок и проговорился, но не при мне. Обрадовался.