Честь и долг (Вместе с Россией - 3)
Шрифт:
Через низкую дверь со стеклом - в переулок, спускающийся с горки к центру. Здесь, в некоторых уголках Шпигельгассе, над прохожим нависают вторые и третьи этажи старых каменных домов, дающих кров людям чуть ли не с XVI века... А вот и улица пошире, торговая, многолюдная. Многоязычна речь прохожих - немецкая, французская, итальянская...
Услышав многоголосие и многоязычие торговой улицы Цюриха, Владимир Ильич улыбнулся. Он вспомнил собственную квартиру. Поистине интернациональное собрание у плиты: в двух комнатах хозяева швейцарцы, в одной - жена немецкого солдата-булочника с детьми, в другой - какой-то итальянец, в третьей - австрийские актеры, в четвертой - мы, россияне. Но никаким шовинизмом даже и не пахло. Разве станешь менять
"Да, надо, пожалуй, пораньше, до открытия библиотеки, выходить вентилировать легкие на набережную вместе с Надей - очень хорошо думается, да и обсудить можно новые идеи, возникшие перед сном..."
Вот и Народный дом - массивное, длинное, светло-желтое здание с башней, похожей на замковую. Скаты крыши краснеют излюбленной в Цюрихе черепицей. Редкий ряд деревьев на тротуаре простирает свои ветви до третьего этажа. Этот дом - собственность Швейцарской социал-демократической партии. "Когда еще у нашей партии будут свои дома - такие же добротные, вместительные, с обширными залами?" - думалось иногда Ильичу при посещении столь капитальной штаб-квартиры швейцарских товарищей.
Оживленно сегодня у главного подъезда, выходящего на площадь Гельвеция. Молодые люди собираются на митинг, посвященный первой русской революции. Ульяновых уже ждут верный друг русских эмигрантов, секретарь Швейцарской социал-демократической партии Фриц Платтен и Вилли Мюнценберг, вожак молодежи, Бронский из большевистской секции и ее секретарь Михаил Михайлович Харитонов с Раисой Борисовной...
Стремительной походкой, наэлектризованный предвкушением боевого политического митинга, доклада о революции, Ильич входит в зал. Гул голосов стихает, и улыбки, приветственные возгласы молодых швейцарцев, эмигрантов, студентов, рабочих обращены к Ульянову. Крупская садится в зале рядом с Раисой - ей оставлено место в первом ряду.
Вилли Мюнценберг, рослый стройный блондин, отмеченный божьей печатью лидерства на лице, подождал, пока усядутся молодые люди, вошедшие в зал сразу после Ильича, и представил докладчика:
– Наш русский товарищ, Вольдемар Ульянов, член Швейцарской социал-демократической партии и политический эмигрант из России, любезно согласился сделать нам доклад о революции 1905 года. Товарищ Ульянов свободно владеет немецким языком, и переводчик ему не нужен... В конце зала у нас сидит товарищ, который может переводить на французский для тех, кто еще плохо овладел нашим языком...
– Переводчик встал, поклонился.
– Итак, начинаем, а сейчас казначей "Союза молодежи" пустит по рядам кружку, куда всякий желающий может сделать взнос в фонд помощи политическим эмигрантам. Кладите лучше серебро или банкноты, чтобы медяки не слишком утяжелили сосуд, - пошутил председатель. Ответом ему был дружный молодой смех.
Внешне неброский, выглядевший старше своих лет, встал из-за стола президиума Ленин. Внимание всех сразу привлекли его глаза - умные, острые, прищуренные, с каким-то особенным огоньком. Одет он был скромно - в несколько потертый костюм-тройку, недорогую рубашку с темным галстуком, аккуратно начищенные штиблеты. Гость обвел своим острым взглядом зал, ласково улыбнулся молодежи и сердечно поздоровался. От его улыбки и взгляда люди сразу потянулись к нему душой.
– Юные друзья и товарищи!
– начал Владимир Ильич.
– Сегодня двенадцатая годовщина Кровавого воскресенья, которое с полным правом рассматривается как начало русской революции.
Ульянов нарисовал выразительную картину этого дня в Петербурге, зачитал несколько мест из петиции рабочих.
– Испытываешь странное чувство, когда читаешь теперь, - он выделил ударением слово "теперь", - эту петицию необразованных, неграмотных рабочих, руководимых патриархальным священником. Невольно напрашивается параллель
Зал впитывал каждое слово Владимира Ульянова. Он рассказывал молодым интернационалистам Цюриха о том, что до 22 (по старому стилю 9) января 1905 года революционная партия России состояла из небольшой кучки людей. Тогдашние реформисты, точь-в-точь как теперешние, издеваясь, называли истинных революционеров "сектой". Несколько сотен революционных организаторов, несколько тысяч членов местных организаций, полдюжины выходящих не чаще раза в месяц революционных листков, которые издавались главным образом за границей и контрабандным путем, с невероятными трудностями, ценой многих жертв пересылались в Россию, - таков был актив революционной социал-демократии России до 22 января 1905 года. Это обстоятельство формально давало ограниченным и надменным реформистам право утверждать, что в России еще нет революционного народа.
В течение нескольких месяцев картина совершенно изменилась. Сотни революционных социал-демократов "внезапно" выросли в тысячи, тысячи стали вождями двух-трех миллионов пролетариев. Пролетарская борьба вызвала большое брожение, частью и революционное движение в глубинах пятидесяти-стомиллионной крестьянской массы. Крестьянское движение нашло отзвук в армии и повело к солдатским восстаниям, к вооруженным столкновениям одной части армии с другой.
– Особенно интересно сравнить военные восстания в России 1905 года с военным восстанием декабристов в 1825 году, - рассказывал Ильич.
– Тогда руководство политическим движением принадлежало офицерам, именно дворянским офицерам; они были заражены соприкосновением с демократическими идеями Европы во время наполеоновских войн. Масса солдат, состоявшая тогда из крепостных крестьян, держалась пассивно.
История 1905 года, - подчеркивал энергичным жестом Ленин, - дает нам совершенно обратную картину. Офицеры, за небольшим исключением, были тогда настроены или буржуазно-либерально, реформистски, или контрреволюционно. Рабочие и крестьяне в военной форме были душой восстаний; движение стало народным...
Во всяком случае, - продолжал Ленин, - история русской революции, как и история Парижской коммуны 1871 года, дает нам непреложный урок, что милитаризм может быть побежден и уничтожен лишь победоносной борьбой народной армии. Недостаточно только проклинать, "отрицать" милитаризм, критиковать и доказывать его вред. Глупо мирно отказываться от военной службы - задача заключается в том, чтобы сохранить в напряжении революционное сознание пролетариата и готовить его лучшие элементы к тому, чтобы в момент глубочайшего брожения в народе они стали во главе революционной армии...
Доклад Ленина продолжался уже около часа. Но, несмотря на то, что в зале были в основном молодые, нетерпеливые и подвижные люди, сила ленинского слова и мысли были таковы, что никто не шелохнулся.
Ильич подходил к завершению своего доклада.
– Несомненно, формы грядущих боев в грядущей европейской революции будут во многих отношениях отличаться от форм русской революции, - указывал он.
– Но, несмотря на это, русская революция - именно благодаря своему пролетарскому характеру в том особом значении этого слова, о котором я уже говорил, - остается прологом грядущей европейской революции. Несомненно, что эта грядущая революция может быть только пролетарской революцией и притом в еще более глубоком значении этого слова: пролетарской, социалистической и по своему содержанию. Эта грядущая революция покажет в еще большей мере, с одной стороны, что только суровые бои, именно гражданские войны могут освободить человечество от ига капитала, а с другой стороны, что только сознательные в классовом отношении пролетарии могут выступить и выступят в качестве вождей огромного большинства эксплуатируемых...