Честь и долг (Вместе с Россией - 3)
Шрифт:
"Слава богу, что мне удалось вырваться из Ставки, получив телеграмму о смерти друга... Впрочем, я иногда ловлю себя на мысли, что это мерзкое убийство принесло и моей душе некоторое успокоение - слишком много стали говорить о том, будто он близок с Аликс, "околдовал" дочерей и оказывает влияние даже на меня! Каков подлец! Но жаль бедную женщину - она так верила в его волшебные руки, в то, что он способен своей молитвой остановить кровотечение у Алексиса, снять боль у бедняжки!.. Но если эта жертва угодна богу, то не следует роптать!" Карты пасьянса ложатся одна к другой, сходятся в стройную систему. Самодержец начинает думать о том, что это судьба посылает
Он словно проигрывает в памяти синематографическую ленту последних дней. Сначала Могилев, завтраки с важными и немногословными генералами, прибывшими на военный совет для утверждения планов кампании 17-го года. Их взгляды, пронизанные завистью, недоверием, презрением, когда они обращены друг на друга, начинают светиться смиренным подобострастием - когда смотрят на него, помазанника божьего, кому каждый из них присягал на верность... Нудные всегдашние разговоры о недостатке снарядов, орудий, винтовок, пулеметов. Кажется, какие-то новые нотки появились у генералов - в оправдание собственных неуспехов они теперь ссылаются на плохое продовольственное снабжение войск. Но в нашей матушке-России всего вдоволь и с избытком - надо только взять и доставить!.. А для этого есть и министерство путей сообщения, и управление военных сообщений при штабе Ставки - так чего же еще они хотят?..
Николай оттолкнул от себя карты, несколько карт упали на ковер. Резкое движение перебило неприятные мысли. Вспомнилось, как хороши были раньше рождественские праздники. А теперь они грустны. Он, Ники, и Аликс никогда еще не были так одиноки среди своих... Их омрачает свара в царском семействе, но строптивые родственники в отместку не получили на этот раз от главы фамилии и его супруги рождественских подарков... Вспомнился полк и маневры. А от этого мысли перескочили вновь к рождеству.
В манеже Конюшенной части, где устроена новогодняя елка для господ офицеров и низших чинов царскосельского гарнизона и куда он, самодержец, а в прошлом гусар, приходил ежедневно с семьей и свитой для поздравления частей и раздачи подарков, так остро и сладко пахло конским навозом и лошадиным потом. "Ах, как хороши были денечки, когда он служил в полку. Командовал эскадроном! Никаких забот, дураков генералов и старых глупых министров, зато веселые полковые праздники, попойки, поездки в балет, к Матильде! Ах, Матильда! Немного найдется женщин столь обворожительных! Везет же теперь Сергею!"
Николай встал, подкрутил ус, улыбнулся и закурил папиросу, оставшуюся еще от запаса, присланного султаном, потом подошел к бильярду, весь стол которого был завален картами с театра военных действий.
"И не поиграешь теперь!
– с горечью подумалось ему.
– Вот уже пробежала почти целая неделя нового года, а что дальше?! Вроде бы Аликс немного успокоилась от душевных мук, нанесенных ей гибелью друга... Все так низко! Так противно заниматься этим сыском виновных в убийстве, читать перехваченные письма и телеграммы... Ну хорошо, выслали Дмитрия и Феликса, но другие-то родственники успокоились или нет?! Боюсь, что нет, раз лезут ко мне со всех сторон с советами, советами, советами!.. Ну, дядюшку Михайловича, хоть он и великий князь, прогнал в Грушовку*, чтоб не болтал по салонам да не лез ко мне с непрошеными рекомендациями. Но всех болтунов и нахалов не вышлешь из двух столиц! Что-то надо делать! Что-то надо делать!"
______________
* Великий князь Дмитрий Павлович, родственник царя, и князь Феликс Юсупов были высланы из Петрограда за участие в убийстве Распутина. Великий
Николай аккуратно погасил папиросу в серебряной пепельнице и вышел из личных покоев размяться в залы дворца. Воздух здесь чуть отдавал запахом хорошо навощенного паркета, масла старых картин и придворных духов, впитавшихся в ткань обивки мебели и оконных занавесей.
В просторном портретном зале, слева у окна, глаз привычно отметил огромное полотно, изображавшее в рост более чем в натуральную величину прапрабабку Екатерину Великую, приказавшую построить этот дворец для внука Александра. Казалось, что она вот-вот понимающе подмигнет своему потомку, под троном которого начали явственно ощущаться толчки миротрясения. Николай постоял перед портретом и пошел дальше - в полукруглый зал. Движение несколько развлекло его и рассеяло от нехороших мыслей. "Все в воле божьей!" - привычно решил он.
Но что-то тянуло его, не давало, как раньше, полного освобождения от тревог. Оно влекло к бумагам, к докладам, чего раньше государь за собой не замечал.
"Да, надо посмотреть доклад начальника Петербургского охранного отделения Глобачева... Бумага со вчерашнего утра лежит на столе, и может быть, в ней есть ответ на все вопросы?!"
Резко повернувшись на каблуках, Николай быстрым шагом идет в бильярдную и извлекает из синего фельдъегерского конверта с сургучом листки всеподданнейшего доклада генерала Глобачева.
Быстро пробегаются глазами хвастливые фразы о том, что "на основании добытого через секретную агентуру осведомительного материала", "ряда ликвидации и ослабления сил подполья...", и царь переходит к сути. А суть вопиет громким голосом, который резкой болью снова отдается в мозгу самодержца.
По слухам, перед рождеством были законспирированные совещания членов левого крыла Государственного совета и Государственной думы. Постановлено ходатайствовать перед высочайшей властью об удалении целого ряда министров с занимаемых ими постов. Во главе списка стоят Щегловитов и Протопопов.
Рука царя, читающего эту крамолу, словно сжимает эфес сабли или рукоятку нагайки, которыми он хоть сейчас попотчевал бы бунтовщиков.
А доклад Глобачева мучительно бьет по нервам.
– Никогда никому не отдам скипетра...
– шепчут побелевшие от злости губы монарха.
Чтение было страшным, но увлекающим. Отдельные мысли вполне совпадали с настроением самого императора.
"Неспособные к органической работе и переполнившие Государственную думу политиканы... способствуют своими речами разрухе тыла... Их пропаганда, не остановленная правительством в самом начале, упала на почву усталости от войны; действительно возможно, что роспуск Государственной думы послужит сигналом для вспышки революционного брожения и приведет к тому, что правительству придется бороться не с ничтожной кучкой оторванных от большинства населения членов Думы, а со всей Россией".
"Хм, слишком пессимистические выводы!" - проносится в голове у Николая, затем он спохватывается: "А армия! Что Глобачев пишет об армии? Уж армия-то будет за меня! Как в 905-м! Ведь тогда только армия спасла трон! Иногда мне казалось, что все уже кончено, но офицеры - молодцы, и бравые солдаты задавили-таки тогда красного зверя! А все были против - рабочее сословие, мещанство, "общественность" - все эти студенты, пустозвоны-профессора, адвокатишки... Только милая моей душе армия навела порядок! А теперь?" - и тут же глаз его находит искомое: