Честь семьи Лоренцони
Шрифт:
К телефону долго никто не подходил; наконец чей-то женский голос раздраженно откликнулся:
– Слушаю!
– Синьора Сальвьяти? – осведомился Брунетти.
Женщина тяжело дышала, как будто ей пришлось бежать, чтобы взять трубку.
– Да, а в чем дело?
– Синьора Сальвьяти, с вами говорит комиссар Гвидо Брунетти. Я хотел бы задать вам несколько вопросов по делу о похищении Роберто Лоренцони.
Внезапно из трубки раздался громкий младенческий вопль; такой пронзительный и жалобный, что ни одна живая душа на свете не посмела бы его проигнорировать.
Он услышал, как трубка со стуком брякнулась
Она снова взяла трубку.
– По-моему, я вам уже все тогда рассказала. Я уже ничего не помню. Это было так давно. Столько воды утекло…
– Понимаю, синьора, но вы бы оказали неоценимую услугу, уделив мне совсем немного своего драгоценного времени. Это ненадолго, уверяю вас.
– Тогда почему мы не можем поговорить по телефону?
– Я предпочел бы встретиться с вами лично, синьора. Боюсь, что в данном случае телефон не самая лучшая идея.
– Когда? – с неожиданной готовностью осведомилась она.
– Я знаю, что вы живете в районе Санта-Кроче. Сегодня утром я как раз там буду. – На самом деле он не собирался туда ехать, но это было недалеко от traghetto [12] на Сан-Маркуола, а значит, потом он мог быстро добраться до Сан-Леонардо, чтобы поспеть к обеду с тестем, – так что для меня не составит никакого труда заехать к вам. Если вы, конечно, не возражаете.
12
Паром (ит.).
– Погодите, я только загляну в свой ежедневник и выясню, что у меня со временем, – отозвалась она и снова положила трубку.
Ей было семнадцать, когда Роберто похитили, так что сейчас ей нет еще и двадцати, да еще и грудной младенец… Неужели она так занята?
– Если вы придете не позже четверти двенадцатого, мы с вами сможем поговорить. Но имейте в виду, я уже приглашена к обеду.
– Великолепно, синьора. До встречи, – выпалил он и быстро повесил трубку, прежде чем она успела бы передумать или снова заглянуть в свой ежедневник.
Он позвонил Паоле и сообщил ей, что не сможет прийти сегодня домой обедать. Она, как всегда, приняла эту новость с такой бесстрастностью, что Брунетти заподозрил, что у нее имеются какие-то свои планы.
– А ты что будешь делать? – спросил он.
– Что ты сказал? Почитаю, наверное.
– А ребята? Ты справишься?
– С голоду они не умрут, не волнуйся. Ты же знаешь, как только мы с тобой перестаем следить за их манерами, у них сразу же просыпается волчий аппетит. Так что у меня будет куча свободного времени.
– Надеюсь, ты тоже поешь?
– Гвидо, ты помешан на еде. Ты ведь и сам это знаешь, правда?
– Только потому, что ты не даешь мне об этом забыть, дорогая, – рассмеялся он и хотел было добавить, что она, в свою очередь, помешана на книжках, но вовремя спохватился, что Паола вряд ли воспримет его слова как комплимент. Поэтому он сказал только, что будет дома к ужину, и повесил трубку.
Брунетти покинул здание, не сказав никому, куда идет, и благоразумно воспользовался боковой лестницей, принимая во внимание,
Выйдя из квестуры, Брунетти с удивлением обнаружил, что на улице потеплело; на нем были теплый шерстяной костюм и пальто, которые он надел с учетом утреннего холода. Он зашагал было по набережной и уже собирался повернуть налево, к череде улочек, ведущих к площади Санта-Мария-Формоза, а уже оттуда – к мосту Риальто, но вдруг остановился и, решительно сняв пальто, устремился обратно, в сторону квестуры. Когда он подошел к зданию, охранники, сидевшие внутри, узнали его и открыли массивные стеклянные двери. Брунетти направился в небольшой кабинет, расположенный слева, где увидел Пучетти. Тот сидел за столом и говорил по телефону. Увидев начальника, Пучетти тут же положил трубку и вскочил на ноги.
– Пучетти, – заговорил Брунетти, сопровождая свои слова энергичным взмахом руки, показывающим, что он может садиться, – я хотел бы оставить здесь свое пальто. Буквально на пару часов. Я заберу его, как только вернусь.
Пучетти, вместо того чтобы занять свое место за столом, шагнул вперед и осторожно принял пальто из рук Брунетти.
– Я отнесу его к вам в кабинет, если вы не возражаете, Dottore.
– Нет-нет, пусть лучше останется здесь, не беспокойся.
– Лучше все-таки отнести его наверх, сэр. У нас тут за последнее время пропало несколько вещей.
– Как так? – удивился Брунетти. – Из комнаты охраны? В квестуре?
– Так точно, сэр, – отозвался Пучетти, кивая в сторону бесконечной очереди, протянувшейся от дверей «Ufficio Stranieri, [13] в которой, как казалось, сотни людей терпеливо ждали, пока им выдадут формы, после заполнения которых их пребывание в городе будет наконец узаконено. – Сейчас у нас тут полно албанцев и разных там славян, а уж они, как известно, тащат все, что плохо лежит.
Если бы Пучетти сказал нечто подобное Паоле, она просто-напросто стерла бы его в порошок, заклеймив фанатиком и расистом и доказав ему, что нельзя судить обо всей нации по отдельным ее представителям. Но поскольку Паолы в кабинете не было, а Брунетти, признаться, отчасти разделял взгляды Пучетти, он ограничился тем, что поблагодарил молодого человека и, выйдя из кабинета, покинул здание.
13
Иностранный отдел.
7
Покидая площадь Санта-Мария-Формоза, Брунетти вдруг вспомнил, что еще прошлой осенью видел что-то необычное на площади Санта-Марина. Еще одна крошечная сатро, поворот направо, и… он очутился на площади Санта-Марина. За окном зоомагазина уже были вывешены металлические клетки с птицами. Брунетти подошел поближе, чтобы убедиться, что merlo indiano [14] все еще там. Ну конечно, вот он, в самой верхней клетке, черные перья блестят, и круглый бусинка-глаз, не мигая, глядит на Брунетти.
14
Черный индийский дрозд.