Честь семьи Лоренцони
Шрифт:
– Работа непыльная, что там говорить, – отметил Брунетти, – а как у него обстояли дела в университете?
– Роберто был лодырь. Или просто тупой, как бревно, – надменно отозвался граф.
Брунетти хотел было сообщить графу, что, по мнению Паолы, ни один из ее студентов не отличался блестящим умом, но тут появилась Валерия с двумя тарелками, доверху наполненными маленькими блестящими сардинками, обильно политыми уксусом и оливковым маслом.
Пожелав им приятного аппетита, она направилась к другому столику.
Ни один из них не дал себе труда очистить от костей
– Вкусно, – проговорил граф с набитым ртом.
Брунетти кивнул, но ничего не сказал, наслаждаясь сардинками и сильным привкусом уксуса. Давным-давно, еще в юности, кто-то рассказал ему одну историю: когда-то, много веков назад, бедные венецианские рыбаки были вынуждены поливать рыбу уксусом, чтобы она не сгнила; утверждали, что якобы уксус был в те времена самым верным средством от цинги. Не имея не малейшего понятия, что из рассказанного правда, а что вымысел, Брунетти был от души благодарен венецианским рыбакам за изобретение столь оригинального рецепта.
Когда с сардинами было покончено, он взял кусочек хлеба и дочиста вытер им тарелку, подобрав остатки соуса.
– А он еще чем-нибудь занимался, Роберто?
Граф, налив им обоим по полбокала вина, покачал головой:
– Нет. Полагаю, это все, на что он был способен. Больше его ничего не интересовало. – Граф отхлебнул еще вина. – По правде сказать, он был неплохой парнишка; просто слишком уж заурядный. В последний раз, когда я его видел, мне даже стало его жалко.
– Это когда? И почему?
– По-моему, это было за несколько дней до того, как мальчишку похитили. Его родители справляли тридцатую годовщину свадьбы и позвали нас с Донателлой. Роберто тоже был там. – Граф помедлил, собираясь с мыслями, а затем продолжил: – Но казалось, будто его там вовсе не было.
– Я не совсем понимаю…
– Казалось, это был какой-то человек-невидимка. Нет, я вовсе не это имел в виду. Просто он очень похудел, и у него начали выпадать волосы. Было лето, но он выглядел так, будто всю зиму просидел дома. Это Роберто, который, бывало, целыми днями пропадал на пляже или на теннисном корте! – Граф опустил глаза, пытаясь припомнить детали того злополучного вечера. – Я с ним и словом не обмолвился, ничего не сказал его родителям. Но он выглядел по меньшей мере странно.
– Как вы думаете, он был болен?
– Ну, не то чтобы болен… Просто он был очень исхудавший и бледный. Будто он долго сидел на какой-то изнурительной диете, знаешь, из этих, новомодных.
К их столику снова подошла Валерия, своим появлением ставя решительную точку на всяких разговорах о диете. В руках она держала две порции спагетти, спрятанных под горками разнообразных моллюсков. Моллюски не были очищены от раковин, а спагетти испускали пряный запах чеснока и оливкового масла.
Запустив вилку в тарелку, Брунетти начал накручивать на нее спагетти. Намотав достаточное, по его мнению, количество, он поднес вилку ко рту, с наслаждением вдыхая теплый пряный аромат чеснока. С набитым ртом он кивнул графу; тот улыбнулся ему в
Брунетти еще не успел расправиться со спагетти и только-только приступил к моллюскам, как у него возник новый вопрос:
– А что вы можете сказать о племяннике графа?
– Говорят, будто он прирожденный бизнесмен. Прекрасно справляется с клиентурой, составляет сметы расходов; ему даже поручают нанимать персонал, потому что он всегда безошибочно подбирает нужных людей.
– Сколько ему лет?
– Он на два года старше Роберто, так что ему сейчас лет двадцать пять.
– Что еще вы можете о нем сказать?
– А что именно тебя интересует?
– Все, что может прийти вам в голову.
– Это слишком пространно. – Брунетти хотел было пояснить, но граф его опередил: – Ты имел в виду, способен ли он на преступление? Полагаешь, что это его рук дело?
Брунетти кивнул, продолжая возиться с моллюсками.
– Его отец, младший брат Лудовико, умер, когда мальчишке не было и восьми. На тот момент его родители уже развелись. Матери, похоже, было наплевать, что станется с ее сыном, так что как только она получила возможность от него избавиться, то с радостью за это уцепилась, отдав его на воспитание Лудовико и Корнелии. Они воспитали его вместе с Роберто, как родного сына.
Вспомнив поневоле о Каине и Авеле, Брунетти спросил:
– Вы это знаете наверняка или же с чьих-то слов?
– Какая разница? – не без раздражения откликнулся граф. – Знаешь что? Не думаю, что Маурицио в этом замешан.
Брунетти пожал плечами и швырнул последнюю раковину в кучу, громоздившуюся на его тарелке.
– Мы даже еще не уверены, что эти останки принадлежат Роберто.
– Тогда к чему все эти расспросы?
– Я ведь уже говорил вам: сразу двое подумали, что это шутка, чей-то нелепый розыгрыш. И тот камень, который заблокировал ворота… Его явно положили не со стороны улицы.
– Они, должно быть, перелезли через ограду, – предположил граф.
– Возможно, – кивнул Брунетти, – просто вся эта ситуация кажется мне, мягко говоря, странной.
Граф бросил на него испытующий взгляд; несомненно, выводы зятя – это всего лишь догадки, основанные на голой интуиции; однако что-то в этом есть.
– Что еще, помимо того, о чем ты уже сказал, кажется тебе странным?
– Например, то, что, кроме тех двоих, никто не высказал предположение, что это была шутка. И то, что в досье отсутствует протокол допроса Маурицио. И еще этот камень: никто даже и не поинтересовался, откуда он взялся.
Граф положил вилку на тарелку с остатками спагетти, и в этот момент к ним снова подошла Валерия.
– Вам не понравились спагетти, ваше сиятельство?
– Все очень вкусно, моя дорогая, но мне нужно еще оставить место для морского черта.
Она кивнула и убрала тарелки. Брунетти не без удовольствия отметил, что его подозрения по поводу морского черта в полной мере оправдались: блюдо было украшено побегами розмарина и кружочками редиски.
– Что это за финтифлюшки? Зачем все это нужно? – спросил он, указывая подбородком на тарелку графа.